«При случае надо одернуть зазнайку, - подумал Михаил Иванович.
– Но прежде всего о деле».

– Недавно я объехал целый ряд уездов Новгородской губернии и нашей Северной области. И вынес убеждение, что политическая обстановка в деревне теперь особенно сложная. Средний крестьянин не верит больше эсерам и меньшевикам. Он тянется к нам, но его отпугивает хлебная монополия, запрет свободной торговли, неправильные, непродуманные действия местных исполкомов.

– С каких это пор комиссар городского хозяйства занимается вопросами, которые его не касаются?
– холодно усмехнулся Зиновьев.

– Меня все касается, тем более - политические промахи. Сам я в прошлом крестьянин, и родня крестьянствует. Положение в деревне меня волнует итревожит.

– И какие промахи вы узрели?

Зиновьев задал свой вопрос, почти отвернувшись от Калинина. Смотрел на зашторенное окно, по которому барабанили снаружи капли дождя. И Михаил Иванович поглядел туда же. Шторы точно такие, как в Лесновской думе... Поздний ноябрьский вечер, холодный дождь. Будто год назад, когда Центральный Комитет принял самое ответственное решение - о вооруженном восстании. Зиновьев выступал тогда против ленинской резолюции. И, помнится, вздрогнул: по стеклу пулеметной очередью простучала ветка. У него было такое же выражение лица, как сейчас: недовольное и настороженное. Вот ведь сколько времени прошло с Октября, а он вроде бы нисколько не изменился. Нет, изменился - барства прибавилось.

– Какие же политические промахи?
– нетерпеливо повторил Зиновьев.
– В чем они?

– В неправильном понимании роли среднего крестьянина. Нельзя противопоставлять середняков беднякам.

– Мы проводим в жизнь линию партии: союз рабочего класса с беднотой, при нейтрализации середняка.

– Но партия нигде, ни в одном документе не говорит о том, что бедняка и середняка надо сталкивать между собой. Наоборот, партия всегда говорила и говорит о соглашении со средним крестьянством. Особенно теперь, когда середняк составляет основную массу в деревне.

– Это мелкобуржуазная масса, ей нельзя доверять.

– Товарищ Ленин в своей последней статье на фактах доказывает, что поворот середняка в сторону Советской власти вызван глубокими изменениями внутри страны и за рубежом. В ходе борьбы с внешней и внутренней контрреволюцией среднее крестьянство убедилось: только Советская власть может спасти трудящихся от империалистической кабалы.

– Ленина я читал.

– Но ведь он достаточно ясно пишет: «Уметь достигать соглашения с средним крестьянином - ни на минуту не отказываясь от борьбы с кулаком и прочно опираясь только на бедноту...» Не о нейтрализации середняка идет теперь речь, а о прочном союзе с ним при руководящей роли рабочего класса.

– Это только личное мнение Ленина. Установка на нейтрализацию никакими решениями не отменена.

– Будет отменена. Жизнь идет вперед, жизнь подсказывает...

– Я уже слышал, что она вам подсказывает, - перебил Зиновьев, - но я по вашей подсказке действовать не намерен.

– Каламбур не из блестящих...
– спокойно заметил Калинин.
– Обстановка требует нового подхода, а вы, насколько я знаю, предлагаете создать в деревне Советы депутатов крестьянской бедноты. Значит, речь идет не о Советах, где участвовали бы бедняки и средние крестьяне, а о Советах типа комбедов, так вас понимать?

– Экая проницательность!

– Создание таких Советов противоречит принятым законоположениям. Это раз. А второе - куда же вы отпихиваете среднего крестьянина? На сторону наших врагов? Заведомо записываете в стан противника основную крестьянскую массу?! Это уже не каламбур!

– Я не желаю говорить в таком тоне!

– Конечно, куда приятней, если слушают и поддакивают. Но я не за тем пришел.

– Общего языка мы не найдем...

– Вижу, что позиции у нас совсем разные, - сказал Калинин.
– А дело такое серьезное, что нельзя оставлять его нерешенным. Буду писать в Центральный Комитет.

– Как хотите. Как вам угодно.

Зиновьев вновь отвернулся, всем своим видом давая понять: разговор окончен.

Возвратившись домой, Михаил Иванович сразу сел к письменному столу. Екатерина Ивановна, глянув на сосредоточенное лицо мужа, поставила ему стакан чая и ушла, чтобы не мешать.

Придвинув лист бумаги, Михаил Иванович написал сверху, размашисто: «Товарищу Ленину».

Сразу после Нового года Владимир Ильич вызвал Калинина в Москву. Поезд, пробиваясь через снежные заносы, шел вдвое дольше обычного. Михаил Иванович едва не опоздал к назначенному времени. Хорошо, что на вокзале подвернулся извозчик с рысистой лошадкой.

В Питере на улицах сугробы высокие, а в Москве еще выше. Иные деревянные домишки завалило до второго этажа. Против окон - вроде бы бойницы прорыты в плотном снегу. От стен не отгребают - теплее.

– Рад видеть вас, товарищ Калинин, очень рад, - встретил его Владимир Ильич.
– Мне сказали, что вы прямо с поезда. Устали? Голодны?

– В вагоне выспался. И чаевничал недавно, после Клина.

– Ну, раз чаевничали, то садитесь вот сюда, батенька, и рассказывайте.

– Почти все изложено в моей записке...