Шрифт:
Продолжал аль-Харис ибн Хаммам:
— Был я первым, кого растрогала шейха мольба и опечалила злая его судьба. Два дирхема [336] я ему протянул и сказал:
— Это тебе, даже если ты и солгал.
Шейх обрадовался первому подаянию и счел его добрым предзнаменованием. И правда, дирхемы к нему потекли рекой — каждый жертвовал щедрой рукой. Вскоре наполнилась его сума — как видно, лицом к нему обернулась удача сама. Возликовал он при виде богатства такого и сказал, к юнцу обращаясь снова:
336
Дирхем — см. примеч. 34 к макаме 4.
— Урожая этого и ты посадил семена, значит, доля, твоя с моею равна. Давай же доходы свои измерим и по-братски разделим.
На две равные кучки монеты они разложили и, друг другом довольные, меж собою мир заключили. Увидев, что закончено дело, к шейху я подошел несмело и сказал:
— Лихая болезнь на меня напала, в жилах вся кровь огнем запылала. Пришел я помощи у тебя попросить — не можешь ли ты мне кровь отворить?
Он пристальный взор на меня устремил и, голос понизив, проговорил:
Не правда ли, славную сцену с сыночком мы разыграли? Притворством своим и обманом мы денег насобирали — Как будто бы вдруг из пустыни в райские кущи попали. Подобного мне витию ты слышал в жизни едва ли! Поверь, что мои заклинанья любые замки открывали, А речи мои колдовские любые умы пленяли. Я знаю, Александрийца [337] еще до меня прославляли, Но он словно мелкий дождик, что шел перед ливнем вначале.337
Александриец — Абу-ль-Фатх аль-Искандерани, герой макам предшественника аль-Харири, Бади аз-Замана аль-Хамадани (968—1007).
Заключил аль-Харис ибн Хаммам:
— Эти стихи вывели правду наружу, и я признал известного ас-Серуджи. Я стал порицать его, что нечестно живет и сыну пример дурной подает. Отмахнулся он от моих упреков и слушать не пожелал намеков. И лишь промолвил, не скрывая укора:
— Разутому всякая обувь впору.
Вид оскорбленный на себя напустил и вместе с сыном прочь поспешил.
Перевод В. Кирпиченко
Харамийская макама
(сорок восьмая)
Передавал аль-Харис ибн Хаммам слова Абу Зейда Серуджийского [338] : «С тех пор как верблюда я оседлал и прощальный взгляд от родных оторвал, стремился я страстно увидеть Басру [339] , потому что во многих книгах читал и от путешественников слыхал, что науки в том городе процветают, красоты взор ублажают, а святыни душу привлекают. Стал я усердно Аллаха просить, чтобы помог он мне на басрийскую землю ступить, в городе Басре расположиться, чудесными видами насладиться.
338
Передавал аль-Харис ибн Хаммам слова Абу Зейда… — Такое начало встречается только в данной макаме, которую аль-Харири сочинил первой.
339
Басра — город в Месопотамии, родина аль-Харири.
Когда же случилось попасть мне в Басру, я понял, что пыл мой не был напрасным:
Сей город — для взоров людских утешение: Манит чужеземца и дарит забвение.Однажды я вышел, когда солнце еще не вставало, но краска ночи уже слиняла, а петушиное пенье рассвет возвещало. Мне хотелось по городу побродить — душу повеселить. Кружил я по улицам и переулкам, сворачивал в закоулки, пока не вышел к большим домам, где обитает племя бану харам. Дворы в том квартале широкие, постройки красивые и высокие, бассейнов с чистой водою много, и к мечети протоптана дорога: людей различных там встретишь, их качества редкостные приметишь.
И чего только нет в этом славном квартале, Удивительней место увидишь едва ли. Там соседи найдутся на разные вкусы: Есть отважные духом, есть слабые трусы. Тот стихами Корана навеки пленился — Этот голосу струн навсегда покорился. Тот для мысли своей ищет путь воплощенья — Этот жаждет богатству найти примененье. Кто прилежно жует, кто усердно читает — Или челюсти, или глаза утомляет. Там беседа ученая за полночь длится — Тут поет, словно птица, красотка-певица, Кто учения сладостный плод пожинает, Кто, с деревьев срывая, плоды пожирает. Можешь там приобщиться к мужам богомольным, Можешь вдосталь упиться напитком крамольным. Можешь там обрести и пристойного друга, И такого, что чашу пускает по кругу.Целый день по улицам я скитался, красотами любовался. Когда же солнце склонилось к закату, я увидел мечеть, убранную богато. Но самым лучшим ее украшением были люди, достойные уважения, — ученые этой земли; сидели они в мечети и о грамматике спор вели. К ним поближе решил я расположиться — не для того, чтобы к мудрости приобщиться, а чтобы тучу их щедрости заставить дождем пролиться.
Но тут прозвучал муэдзина призыв, все пошли на молитву, спор прекратив, в ножны мечи вложив. Встали все по местам, вышел вперед имам [340] , и меня отвлекло послушание от добывания пропитания, а земные поклоны — от поисков богачей, к беднякам благосклонных.
340
Имам — см. примеч. 201 к макаме 29.