Лезвие вырвалось из узкой раны и, раскалившись, запылало, стремительно меняя цвет с красного на черный. Рука витязя интуитивно поднялась, подставляя меч, но пламя прошло сквозь металл, раскалив его докрасна, а затем сквозь горло противника, исторгнув из его груди короткий страшный вскрик. В тот же момент огонь рассыпался искрами, уйдя в землю. Лезвие Убийц исчезло, как и заклинание, поддерживающее жизнь. Из руки Ратича выпал меч, тело тяжело рухнуло на землю. Отделившаяся от туловища голова упала, откатившись к ногам Воиславы.

Стремительно менялась погода, словно вознамерившись оплакать одного из своих самых молодых и непутевых сынов, а вслед за ней и выражение лица девушки. Еще пару секунд назад его освещало чувство глубокой удовлетворенности, гордыни от власти над всем миром, а теперь осталась лишь непонятная отрешенность, будто эти мгновения навсегда переменили ее сущность.

– Мои силы растут. Этот огонь тебе не победить, – ее голос звучал странно безжизненно. – Умри, Ратич.

В его широко раскрытых глазах замерло безмерное удивление.

– Твоя первая победа. Одним Светлым героем уже меньше, а сколько их впереди, – обреченно прошептал голос за спиной. В зеленых глазах, обращенных к поверженному витязю, плескалась смертельная тоска, – Ты молодец. Теперь черед Волги. Этот будет посильнее, но ты сможешь. Ты сильна. Помни.

– Я… я не помню своего имени, – девушка сжала виски. – Не помню…

– Убийца, – подсказал голос. – Убийца…

Она стояла неподвижно, кровь стучала в висках так сильно, что, казалось, прорывала кожу. Внутри была скользкая пустота, как будто океан силы превратился в лужу черной грязи… Убийца.

Веалон тревожно затих в преддверии скорых перемен. Ночь застыла, удивленно провожая короткий полет яркой искры. Она внезапно сорвалась с небосвода и полетела, гаснув, к земле. А чуть дальше ей вдогонку торжественно полыхнула голубым крохотная мигающая звездочка.

– Первая смерть.

Раошен прислушался к пьяным выкрикам, доносящимся из дворца князя. Развлекаются. Бахвалятся подвигами. Он устало покачал головой и практически слово в слово повторил слова Темной воли:

– Только первая… а сколько впереди.

– Теперь до Веалона недалеко, – сухо обронил Миробой, которому вконец осточертело напряженное молчание.

Он хоть и сам был на редкость неразговорчив, терпеть не мог того же от своих друзей. А они как сговорившись, набрали в рот воды от самого Миронола и ехали, нагоняя мрачными лицами оторопь не только на него, но и на тех немногих, что попадались им навстречу. Результат был один – приветственные улыбки вяли на глазах, и их троицу спешили миновать как можно скорее.

При звуке его голоса Титамир встрепенулся и бросил быстрый взгляд по сторонам. Жаль, длилось его оживление недолго.

– Завтра будем там, – неохотно заметил он и снова притих.

– Не грусти давай, – Владий пришпорил коня и пристроился с другого боку. В глазах мелькнула хитреца. – Лучше скажи, что это за девушка такая – маленькая с большими серыми глазами. И не вздумай отпираться, я видел, как ты на нее смотрел там, на площади. Кто она?

– Любимица вдовы, – коротко ответил воин и вдруг добавил с невесть откуда взявшейся иронией: – Славная, добрая Элина.

Владий покосился на него и неопределенно хмыкнул, а вот Миробой, не уловив неприязни в словах друга, заинтересовался.

– А если так, чего ты на Малиту позарился? – спросил он и перехватил предостерегающий взгляд Владия.

Но Титамир, погрузившись в воспоминания, только ухватился за его вопрос, как за мостик между собой и разбитыми надеждами. На его лице появилось непривычное мечтательное выражение.

– Она необыкновенная, сильная, страстная. Первая, к которой меня действительно потянуло. Я видел ее на деревенском празднике. Она танцевала так, что показалась мне живым огнем. Такой же влекущей и одновременно недоступной, – его глаза загорелись и тут же потемнели. Суровое лицо окаменело. – Я подумал тогда, какое это должно быть счастье – обладать ею. Жаль только, что постоянство явно не основная черта огня. Она оказалась так же изменчива, как и тот образ, что родился в моем возбужденном мозгу.

Титамир задумчиво смотрел прямо перед собой, воскрешая давнюю встречу, когда готов был лежать возле ее ног, словно преданный пес.

– Я был слишком самоуверен и настолько ослеплен собственными чувствами, что позволил втянуть себя в очень неприглядную историю, Она заставила меня утратить привычное хладнокровие и ввязаться в драку. Я повел себя скорее как оскорбленный мальчишка, а не как воин. – Он помолчал. – А что касается Элины – это не мое, вот все, что я могу сказать.

– Ничего, встретишь еще. И лучше и по сердцу, – негромко проговорил Владий и проводил сожалеющим взглядом ускользающее солнце. – Остановиться бы надо на ночлег, только чур не в лесу.