Капитан Каплун, кадровый офицер, был работником штаба одного из соединений Красной Армии и участвовал в боях с самого начала войны. Так же, как и я, он испытывал всю горечь и все трудности отступления.

…Кровопролитный бой за местечко Зельва. Ночь в лесу западнее Слонима. Короткая летняя ночь. Не успели отдохнуть — уже светает. И подкрепиться не могли, потому что никаких запасов не было. Даже воды не нашлось, чтобы напиться вволю. А на утро оказалось, что гитлеровцы окружили лес превосходящими силами: танки, пушки, минометы против изнемогающих от усталости и жажды советских солдат.

Уверенные в своем численном и техническом перевесе, фашисты предлагают сдаваться. Радиорупоры ревут на опушках: «Вы окружены. Выходите из лесу в сторону города группами в организованном порядке с белыми флагами. Кто не выйдет…» — и угрозы ослушникам, и обещание милостей тем, кто сдастся.

Каплун и капитан Кабанов — офицер того же соединения — сформировали ударный отряд, равный примерно роте, и двинули его на прорыв. Но сильный огонь заставил бойцов откатиться обратно. Весь день прошел в таких же безуспешных попытках. А фашисты грозили, что завтра танки будут прочесывать лес, и разведка подтвердила: немецкие машины уже подходят со стороны Слонима.

Вечерело. Надо было во что бы то ни стало воспользоваться ночными часами, чтобы вырваться из мешка. Каплун еще засветло подобрал группу в сорок человек и, как только стало темно, повел ее по опушке, внимательно наблюдая за осветительными ракетами, взвивавшимися над немецкими постами. Впереди двигался парный дозор, остальные — по одному за командиром. Ночь была лунная, но, пробираясь межой среди густой ржи, группа некоторое время оставалась незамеченной. И вдруг — ракета прямо перед дозорными. В упор ударил тяжелый немецкий пулемет, заработали автоматы. Вероятно, враги стреляли наугад, но дозорные ответными выстрелами обнаружили себя. Огонь усилился — и теперь уже с двух сторон. Вступать в бой нельзя: надо было уходить, отходить, скрыться от полевых караулов, на которые наткнулась группа. Громко выкрикнул Каплун короткие слова команды:

— Прекратите огонь! Дозоры назад! Ползком за мной!

И, приняв левее немецких караулов, все по той же густой ржи спустился через несколько минут в небольшую балочку.

Трассирующие пули, посвистывая над головами, сбивали колосья; где-то заурчали машины. А люди ползли, не чувствуя усталости, не думая о полученных ранах.

Стрельба осталась позади. Рожь неожиданно кончилась, открылась шоссейная дорога и на ней — пять тяжелых, словно вросших в землю, танков. Первой мыслью было: «Дальше не пройти!» — и все, не ожидая приказа, замерли. Но потом другое пришло в голову: почему стоят эти стальные чудовища, как черные гробы, когда рядом стреляют? Бойцы зашептали.

— Они, наверно, горелые!

— Подбитые!

— Тут бой был.

Моментально поднялись и с оружием наперевес пошли прямо к танкам. В самом деле: наш «КВ» безмолвно стоял, обернувшись орудием к Слониму, а против него — метрах в десяти один от другого — четыре немецких танка. Тут их настигла смерть.

В тени танка, укрывшись и от вражеских глаз, и от случайных пуль, провели поверку и недосчитались нескольких человек. Должно быть, убиты.

Задерживаться было нельзя. Пользуясь тем, — что враги потеряли их из виду, чувствуя, что вырвались из кольца, люди не шли, а почти бежали под бледнеющей луной навстречу занимавшемуся рассвету. Потом, спрятавшись в кустах, видели немецкие танки, двигавшиеся, очевидно на проческу только что покинутого группой леса.

Потом по болотам и трущобам, избегая населенных мест, группа прошла на восток более четырехсот километров.

Степан Павлович тяжело заболел. Сначала перемогался, а потом, километров за пятьдесят до Минска, около станции Негорелое — на старой границе, слег окончательно. Группа двинулась дальше, и только два бойца из тех, кто в памятную ночь выходил с ним из окружения под Слонимом, не захотели оставить командира. Без преувеличения можно сказать, что они спасли ему жизнь. Более двух недель пролежал он в незнакомом лесу; летнее обмундирование и кое-как построенный шалашик плохо защищали от непогоды; никаких запасов не было. А эсэсовцы то и дело прочесывали эту местность, разыскивая скрывающихся красноармейцев. Каждую ночь бойцы выходили на разведку, приносили вести о том, что делается на свете.

Степан Павлович начал выздоравливать, выходить из своего убежища и однажды встретился с такими же лесными жителями, как и он сам, — группой военнослужащих, возглавляемой лейтенантом Садовским и младшим лейтенантом Патыком. Их было более десятка, и они, двигаясь на восток, тоже задержались здесь, в лесу, на островке среди труднопроходимого болота, чтобы подлечить раненых товарищей. Мысль о том, что они должны вернуться в армию, должны продолжить борьбу с фашистами, все время не покидала их. Каплун посоветовал идти не на восток, а на юг. Оттуда непрерывно доносилась далекая канонада, и среди крестьян ходили упорные слухи, что Буденный прорвал фронт и ведет бои в направлении Пинских болот.

Предложение было принято, и в конце августа обе группы, объединившись под командой Каплуна, двинулись на юг; ориентиром служила старая польская граница.

Более двухсот километров прошли они в непрерывных боях с немцами и полицаями. В районе Орликовских лесов (Бобруйская область) услышали, что где-то здесь держится отряд секретаря Краснослободского райкома Жуковского. Крестьяне охотно говорили о партизанах, но когда Каплун пытался выспрашивать, как же найти их, оказывалось, что никто не знает, где они, или, может быть, не хочет сказать незнакомым людям.