— Там где-то, в лесу. Адреса они никому не давали, в селах не появляются; только по слухам и знаем.

Похвальная осторожность! Но Степану Павловичу надо было во что бы то ни стало преодолеть ее, выведать этот никому не известный адрес. Он решил обратиться к леснику, жившему в одинокой сторожке среди непролазной чащи. Однако и лесник уперся.

— Не знаю. Не видел. Не мое дело следить за партизанами — у меня и другой работы хватает.

Три вечера Каплун и Патык вели переговоры с молчаливым и упрямым полищуком, и неизвестно, чего добились бы, если бы не проговорился сынишка лесника. Отца не было дома. При нем мальчик, пожалуй, и не осмелился бы, а тут сам подошел и, разглядывая потертое обмундирование Степана Павловича, спросил:

— Дядя, вы капитан?

— Кто тебе сказал?

— Я сам знаю. Вон у вас — на рукаве и на воротнике.

— Молодец! Узнал. Ну что же — будем знакомы. Тебя как зовут?

— Володя.

— А сколько тебе лет?

— Скоро будет восемь.

— Большой. Учиться бы тебе пора. Вот только немцы мешают.

— А вы, дядя, видели немцев?

— Видел.

— Ух, страшные! У них каски с рогами. И бомбы, и автоматы. И они все ругаются.

— А ты откуда знаешь?

— К нам приходили — Жуковского искать. Папку били. Часы унесли.

— Какой это Жуковский?

— А вы не знаете Жуковского? Секретарь. Большой такой, тонкий. Все ходит с винтовкой и с наганом. И бомба у пояса.

— Где же ты его видел?

— Он у нас бывает. Они тут в Смолевичи ходят вот по этой дороге.

Возвратившийся лесник и в этот вечер отказался говорить о партизанах. Пришлось воспользоваться теми скудными сведениями, которые выболтал Володя. На дороге в Смолевичи устроили что-то вроде засады — и на четвертую ночь подкараулили Жуковского.

Партизаны, увидев неизвестных людей, схватились было за оружие, но, должно быть, лесник уже предупредил их — все обошлось благополучно. Договорились. Жуковский предложил Каплуну присоединиться к ним и создать партизанский отряд.

Партизанили до ноября, а потом, после большой облавы, Жуковский с основным ядром отряда ушел под Минск искать связи, но, чтобы не терять связей и в этих местах, а также продолжать подготовку к массовому партизанскому движению, он дал задание части партизан перейти на легальное положение. Степан Павлович получил задачу легализоваться в Бучатине. Село большое, хороший актив, надо его возглавить, развернуть работу, восстановить связи.

— Отыщи там Лагуна, Адама Иосифовича, — сказал Жуковский. — Долгоносый такой, блондин. Ну, да его всякий знает. Это наш человек, надежный. Только он очень осторожный, ты это имей в виду. Скажи, что пришел от меня. Пароль знаешь. Он тебя устроит, найдет, где перезимовать. Но надо какую-то специальность. Что ты можешь делать?

— В деревне?.. Ну, сапожником могу быть.

— Сапожником? Хорошо. Вот тебе и легенда: ты — сапожник, сидел в тюрьме за какую-то мелкую уголовщину… Не возражай! Заключенному немцы скорее поверят. Поэтому у тебя и документов никаких нет, поэтому и живешь ты в чужой деревне… Ясно? Согласен?

Каплун, скрепя сердце, согласился.

— Ну, вот… Теперь насчет связи. Ты сапожничай, стучи молоточком — и жди. К сапожнику всякий может прийти. Если спросят: «Нельзя ли достать красного хрому?» — значит, это наши. Отвечай: «Красного нет, но черный найдется». Запомни, как дважды два… Ясно?

— Ясно.

— И еще наведывайся к «почтовому ящику». Это будет около хутора Варшавка. От моста через Волку, с другой стороны — третье дерево на правой руке. Два старых заруба на дереве. Да ты со мной был, когда я эти зарубы делал. Помнишь? Вот тебе и «почтовый ящик»… Не забудешь?..

Каплун явился в Бучатин под видом сапожника и бывшего заключенного. Отыскал Лагуна. Адам Иосифович привел его к себе домой. Капитан побрился и помылся, а к хозяину тем временем собрались колхозники. Каплун пересказал им оперативную сводку, принятую в этот день по радио из Москвы. Она была неутешительная, но все-таки опровергала геббельсовскую брехню. Геббельс тогда чуть ли не каждый день брал Москву, окружал Ленинград, полностью уничтожал Красную Армию и обещал конец войны через три недели. А московское радио, сообщая правду, словно луч света бросало сквозь беспросветную тьму фашистской неволи, и на этот свет собирались честные советские люди. В Бучатине стихийно сама собой складывалась группа патриотов, пока еще незначительная и ничем себя активно не проявившая, но уже противопоставившая фашистской пропаганде твердую веру в конечную победу Красной Армии.

Во главе группы стояли Адам Иосифович Лагун и Василий Пантелеевич Казак. О Казаке Каплун уже слышал от Жуковского, а теперь познакомился с ним и узнал о нем подробно. Это был молчаливый, необыкновенно спокойный и по виду медлительный мужчина немолодых уже лет, незаурядного ума и незаурядной силы. Был такой случай. Немцы, впервые появившись в Бучатине, приказали сдать все оружие, военное обмундирование и радиоприемники. Собрали, заперли я поставили часового. А Казак, дождавшись темноты, подкрался к этому помещению с другой стороны, выдрал окно и вытащил через него две винтовки, одну десятизарядку СВТ и три радиоприемника. Теперь этими приемниками пользовались бучатинские патриоты.