– Убили! – сипло кричала рядом женщина (это была, конечно, Нинель).

Через мгновение Илью окружила целая толпа. Замаячили бирюзовые фигуры фуроровцев. Санек с Пирожком, ребята отзывчивые, подхватили бедную курочку под руки. Где-то рядом возникло невозмутимо-печальное лицо Толяна Ухтомского, фабричные девчонки сбежали с крыльца и завизжали. Из дверей «Фурора» на своих длиннющих каблуках выскочила Анжелика под руку с неотступным Тазитом.

– Илюшенька! – вопил единственный в мире голос.

Тамара Сергеевна уже была рядом и пыталась сорвать с несчастной головы сына замызганную куриную личину.

– Боже мой! Боже мой! Да тут бензин, масло… Но ничего, я все отстираю! Сегодня же все отстираю!

Так причитала Тамара Сергеевна и на улице, и уже в подсобке, прижимая к груди недавно еще белое, а теперь безнадежно обмаранное куриное одеяние. Грязная голова с гребнем, тупо сведя к клюву глаза-подушки, лежала тут же на столе.

Молодой человек из фирмы стоял поодаль, наполеоновски скрестив руки на груди. Он с отвращением смотрел на Илью. Тот понуро сидел на кушетке. Хотя Илья не терял сознания, Тамара Сергеевна время от времени приближала к его носу пузырек с нашатырным спиртом.

– Я все отстираю, – повторяла она, как заведенная.

– Не убивайтесь так, – утешала ее Анжелика. – Мы восстановим костюм. Оплатим, в конце концов!

Куриный красавец оценивающим взглядом пересчитал ее кольца, потом с опаской покосился на саженные плечи Тазита.

– А срыв акции? – задумчиво спросил он.

– Где тут срыв? – возмутилась Анжелика. – Вы слышите, как на крыльце орут? И в зале все идет прекрасно.

– Но порча костюма… Не понимаю, зачем ваш работник побежал на парковку? Почему сошел с крыльца? – не унимался молодой человек.

Илья пошевелился на кушетке.

– Я хотел привлечь внимание к продукту, – соврал он заплетающимся языком. – Дождь как раз перестал, и я решил…

– Не тебе, Илюшка, решать такие вопросы, – вставил Снегирев. – Кудахтал бы, где сказали, и никаких проблем.

Старик тоже стоял рядом, сочувствовал и держал пробку от нашатырного спирта.

– Уйдите с глаз моих, Потапыч, – гневно бросила ему Анжелика и даже притопнула тонким каблучком.

В ответ Снегирев слился с тенью холодильника, но подсобку не покинул.

– Теперь видите, что злого умысла не было? Наш человек старался как можно шире продвинуть ваш продукт. Это нужно ценить, – сказала Анжелика.

Она грозно наставила на представителя фирмы стрелы своих бесконечных ресниц. Пара жарких янтарных глаз так и прожигала насквозь. Непонятно, как представитель еще находил силы упираться:

– Но костюм… И сценарий нарушен!

– Сценарий стал только лучше от этой импровизации. Перед вами удивительно творческий человек, надежда студии знаменитого Попова!

– Попов – это клоун в клетчатой кепке? Знаю, – вышел из тени Снегирев. – Только врет Илюшка! Какая у Попова может быть студия? Попов давно эмигрировал в Израиль!

– Сгиньте, Снегирев, – распорядилась прекрасная Изора.

Тазит молча открыл дверь, Эдуард Потапович выскользнул вон.

– Все-таки не нужно больше Илюшку в акции брать, – продолжал он ворчать за дверью. – Как куда вылезет, так сразу скандал – и весь пафос коту под хвост. За пару недель третий раз в морду получает! А ведь есть надежные, проверенные кадры…

Как только Тазит отвлекся, выдворяя Снегирева, Анжелика наклонилась к Илье.

– Не переживай, – шепнула она и коснулась щеки Ильи колючими и душистыми кончиками своих белых волос, в которых от электрического света перебегали золотые искры. – Мы тут все замнем! Ты только скажи ему, пусть сегодня же назначит время. В Москву, в Москву!

Глухое, почти без окон здание Дворца металлистов никогда еще не выглядело таким мрачным, как в тот дождливый вечер. Из водосточных труб с кашлем извергались холодные потоки. Какой-то негодяй разбил последнюю лампочку над входом. Древний вахтер, нехотя отрываясь от журнала, окидывал входящих мутным взглядом, от которого душа уходила в пятки. На лестничных площадках, как старый лед, мерцали гигантские части тела металлиста. Каждая дырочка для шнурков на его ботинках была размером со спасательный круг!

Только в самой глубине Дворца теплилась жизнь: в малом зале проходила спевка хора ветеранов, а этажом выше репетировал Кирилл Попов.

– Плохо, Виталик! – кричал он. – Мир давно устал от умных Гамлетов. Иди вглубь! Плюнь на стишки нобелиата: Шекспир любит только плоть. Иди от собственного тела! Наш Гамлет самый настоящий из всех – он глуп, как полено. Он косноязычен! Он глух и нем! Он – слепая страсть и тупая ярость!

Виталик согласно кивал. Он начинал мычать и отламывать ножку от стула, но все равно оставался, на взгляд Попова, чересчур интеллектуальным.