После разбора причин аварии следующий полет назначили на 11 июня. На сей раз все окончилось до старта, во время подготовки загорелось табло отказа двигателя. В магистрали горючего клапан по ошибке поставили наоборот, вверх дном. Испытания отодвинулись еще на месяц.

Отец терпеливо ждал. С первой удачей он связывал многое. Она означала бы, что ракета наконец пошла, учится летать, а значит, можно начать подготовку к постановке ее на позиции. Пусть впереди еще много работы, с ней специалисты справятся. Главное убедиться, что конструктор в принципе не ошибся, не обманулся сам и не обманул других.

Пока же налицо были только обещания. Конечно, отец верил Королеву, но убежденность изобретателя еще не все. Оставалось ждать.

Майский запуск не остался незамеченным американцами. Радары засекли, что на сей раз ракета взлетела из новой точки. О существовании ракетного полигона в Капустином Яру в США знали практически с самого начала, с 1949 года. Необычный старт зафиксировали много восточнее и значительно южнее.

Американская разведка клещом вцепилась, стремясь узнать все, что возможно, о таинственном объекте. От агентуры многого получить обычно не удается, в лучшем случае — обрывки информации. Вся надежда возлагалась на У-2.

Самолет стартовал с Пешаварского аэродрома в Пакистане и приземлился в Бодо в Норвегии. Точно тот же маршрут попытается повторить в погожий майский день 1960 года Фрэнсис Гарри Пауэрс. В 1957 году все прошло в высшей степени удачно. По фотографиям в ЦРУ даже смогли построить объемную модель полигона со всеми сооружениями. Секрет раскрылся. Я ни разу не слышал ни в тот год, ни позже, ни от отца, ни от его окружения, ни от моих многочисленных друзей-военных о разведывательном полете над Тюра-Тамом.

Не исключено, что его просто проворонили и воздушный разведчик без помех пересек нашу страну «с южных гор до северных морей». Или к нарушениям нашего воздушного пространства просто попривыкли, и подобный полет не вызвал сенсации, а следовательно, и разговоров, которые могли дойти до моих ушей. Нарушителя зафиксировали в журнале происшествий противовоздушной обороны и забыли о нем.

Почему-то о том, откуда производятся запуски ракет, у нас никогда не сообщалось. Держалось под большим секретом. Объяснить причину никто не мог, никого, правда, и не спрашивали. В перечень секретных объектов всегда включали полигоны: стрелковые, танковые, так почему делать исключение для ракетного? Никого это обстоятельство не беспокоило, посетители этих мест к секретам давно привыкли, на несекретную информацию, бумагу без штампа смотрели с некоторым налетом презрительного высокомерия. В конструкторском бюро секретили любую ерунду, часто не от усердия, а для порядка, чтобы документ не потерялся.

До полета человека в космос с полигоном проблем не возникало. А тут потребовалось хоть что-то сказать: наши конкуренты-американцы о месте запуска трубили во всех газетах. Ни Устинов, ни Малиновский на себя ответственность за решение взять не пожелали, обратились к отцу. Он недоумевающе пожал плечами: «Вот и сообщите, что запуск произведен с полигона, как он там у вас называется? Вы же сами докладывали, что американские радары из Ирана и еще откуда-то засекают наши ракеты, ведут их, а по траектории точно вычисляют точку старта». Но такое решение показалось слишком простым. Чтобы запутать противников, нашли на карте Казахстана местечко под названием Байконур, расположенное значительно севернее полигона. С тех пор и пошло гулять по свету наименование космодрома: Байконур. О настоящем его названии в те годы знали только в штабе ракетных войск и в ЦРУ.

Веру отца в будущее ракетной техники не могли поколебать никакие неудачи. Новому оружию (о мирном космосе, точнее, вообще о космосе тогда не задумывались) принадлежит не просто будущее, оно в ближайшее время займет доминирующее положение, потеснит традиционные самолеты и пушки, перевернет подходы стратегов к ведению современной войны. С появлением самонаводящихся и управляемых ракетных систем эффективность авиации становилась сомнительной, считал отец. Не последнюю роль, по крайне мере психологическую, сыграл Суэцкий кризис. Отец на деле убедился, какой вес имеют ракеты, особенно если их вовремя бросить на чашу весов. Никакие бомбардировщики и штурмовики не заставили бы Лондон и Париж действовать столь поспешно.

Я уже не первый раз возвращаюсь к этой теме. Что поделаешь, она неотступно преследовала отца последние годы. Мысли, зародившиеся после просмотра фильма о поражении боевых кораблей «Кометой», развивались, зрели и вот теперь требовали выхода. Отец решил, что он «созрел». В начале 1957 года на одном из заседаний Совета обороны он высказал свои крамольные идеи высшим военачальникам страны. Отец не предлагал закрыть, тут же отменить авиацию: во многих случаях никакая автоматика не заменит человека. Речь шла о выработке нового стратегического подхода. Куда вкладывать ограниченные ресурсы? Где можно получить наибольшую отдачу? Продолжать вслед за американцами вбухивать миллиарды в туполевские и мясищевские бомбардировщики или, оглядевшись, придумать свой, неожиданный для противника маневр? Не гнаться за исчезающим за горизонтом хвостом, а вильнуть в сторону и неожиданно появиться впереди? Тут требовались и смелость, и мудрость. Ведь предлагалось наезженную дорогу сменить на нехоженую тропу. Отец настаивал. Он предложил уже сейчас принять программу постепенной замены дальней бомбардировочной авиации баллистическими ракетами, сместить центр тяжести противовоздушной обороны от самолетов-перехватчиков к зенитным ракетным комплексам. Принятие новой концепции неизбежно влекло за собой перераспределение капиталовложений, перепрофилирование заводов, переучивание офицеров. Отец понимал всю сложность принимаемого решения, но не решить, оставить все как есть означало подвергнуть страну опасности поражения в случае войны, потратить деньги на никому не нужные, устаревшие «игрушки».

Прошлой зимой, когда они встречались с Королевым, отец задал главному конструктору сакраментальный вопрос: за кем будущее, сможет ли ракета заменить бомбардировщик? Нечего говорить, Сергей Павлович поддержал отца. Но он лицо заинтересованное.

На заседании отец предложил не терять времени, как только мы убедимся, что «семерка» летает, не дожидаясь окончания испытаний, начать строительство боевых стартов. Тем самым мы сэкономим время, выиграем годы, даже если придется кое-что переделывать.