Уже совсем стемнело, фонари отбрасывали на асфальт неяркие круги света. Под ногами шуршали опавшие листья.

Наконец отец прервал тягостное молчание.

— «Шестнадцатая» взорвалась на старте, — глухим голосом выдохнул он. — Люди погибли. Много. Неделина не могут найти. Наверное, тоже…

Отец не договорил и снова замолчал. Я просто похолодел от ужаса. За прошедшие два года я вдоволь насмотрелся аварийных пусков. Привыкнуть к ним невозможно. Грибовидное черное облако, быстро уходящее в высоту, увлекающее своей раскаленной сердцевиной подхваченный с земли мусор, и огромный костер в образовавшейся на месте взрыва воронке. В жарком пламени горит даже металл, вспыхивают стекающие с плавящейся обшивки алюминиевые капли, так похожие на слезы. Пожарные в таких случаях терпеливо ожидают поодаль, их задача — не тушить, а удержать огонь на месте. От этого зрелища меня каждый раз начинал колотить озноб, даже в летнюю жару коченели руки и ноги. В голове вспыхивала на мгновение мысль: «Хорошо, что мы работаем с беспилотными объектами, не приходится за ошибки расплачиваться жизнями. Насколько труднее авиаторам!..»

До сих пор при испытании ракет катастроф с жертвами, да еще многочисленными, в нашей стране не случалось. Бог миловал. При недавней аварии «семерки», происшедшей в момент запуска двигателей, разрушился старт, превратились в искореженные обломки сооружения и конструкции, но никто не пострадал. Всех людей, не задействованных в непосредственной подготовке пуска, согласно инструкции заблаговременно эвакуировали в безопасное место, а стартовая команда и члены государственной комиссии укрылись в глубоком и надежно забетонированном бункере.

За последнее время аварии вообще стали редкостью, особенно у Янгеля. Что же могло случиться? Я наконец не выдержал и спросил:

— А что с Михаилом Кузьмичом?

— Трудно сказать, там что-то невообразимое творится, — не смог успокоить меня отец. — Разберутся — доложат. Мы решили послать на полигон Брежнева со специалистами. Пока остается ждать. Такое несчастье…

На следующий день отец уточнил: погибло около 80 человек, [67] в том числе и Неделин. От него не осталось даже горстки пепла. Нашли только половину обгоревшего маршальского погона и оплавившиеся ключи от служебного сейфа. Их потом и похоронили в урне на Красной площади в Кремлевской стене. Янгель по случайности остался жив, в момент катастрофы он отошел в курилку.

Что же произошло на полигоне? Как случилась эта чудовищная катастрофа, унесшая десятки жизней? Кто виноват? На последний вопрос ответить труднее всего.

Попробую рассказать, что мне удалось узнать от отца, Брежнева, оставшихся в живых участников тех трагических событий.

Как я уже упоминал, пуск ракеты назначили на 23 октября, в воскресенье. На полигонах в те годы считалось дурным тоном отдыхать в выходные дни. Предстартовая подготовка шла своим чередом. Не обходилось и без привычных на испытаниях неполадок. Решение об их устранении, по докладам специалистов, принимал главный конструктор Янгель и утверждал председатель государственной комиссии Неделин.

Неделин и Янгель знали друг друга очень давно. Особенно они сблизились за последние годы. Ведь практически единственным серьезным оружием нового вида вооруженных сил — Ракетных войск стратегического назначения оставались Р-12. Р-5 устаревали на глазах, а Р-7 ограничивались четырьмя стартами.

Маршал и главный конструктор стали если не друзьями, то добрыми товарищами.

Для испытания Р-16 на 37-й площадке приготовили два старта, чтобы не возникало задержки в случае каких-либо неожиданностей. Под этим словом суеверно скрывалось ожидание аварии. Для простоты и удобства старты различали как правый и левый.

Подготовка к первому пуску началась ранним утром 21 октября. Работа шла по графику: ракету установили на левый стартовый стол, начали предусмотренные инструкцией проверки. Они продолжались до 23 октября. После их завершения решили приступить к заправке, самой ответственной и опасной операции. Предстояло залить почти полторы сотни тонн горючего и окислителя, не только смертельно ядовитых, но и вспыхивающих при малейшем соприкосновении друг с другом.

По инструкции при заправке на площадке остается минимум людей, остальные обязаны покинуть старт. Одних увозят подальше, другие прячутся под землю. Но и Неделин, и Янгель не сомневались в надежности новой ракеты и пренебрегли инструкцией. Ракета им представлялась своей, родной, где-то даже ручной и домашней.

Нет ничего опасней, когда со сложной техникой начинают держаться запанибрата, теряют чувство дистанции. Техника требует к себе обращения на «Вы» и жестоко мстит за любые вольности. Тогда, в первые годы ракетного бума, многие уверовали, что ракеты более не таят в себе неожиданностей. Все исследовано, изучено, понято — пуски превратились в рутину. Конечно, нельзя исключить неполадки, не без этого, но о них старались не думать. Жизнь, казалось, давала тому подтверждение. Серия неудач с «семерками» отошла в прошлое. Р-12 и Р-14 стартовали одна за другой, подтверждая правильность заложенных инженерных решений. Возникла иллюзия вседозволенности.

Когда у Неделина запросили разрешение приступить к заправке ракеты, он только кивнул головой и потянулся в карман за ручкой. Требовалась его подпись. Топтавшийся рядом начальник стартовой позиции засуетился, поблизости не оказалось ни стола, ни стула. Тогда он подставил свой объемистый дерматиновый секретный портфель с коричневой блямбой пластилиновой печати у замка. Неделин не глядя подписал протокол.

Начальник стартовой позиции не уходил, мялся. Наконец он решился пригласить маршала в бункер. В его обязанности входило следить за соблюдением установленного порядка. Неделин сделал шаг в направлении тяжелой окрашенной зеленой краской металлической двери, скрывавшей круто уходящие вниз узкие ступени, но в последний момент передумал. Он махнул рукой: «Начинайте» — и отошел шагов на десять от ракеты. Его примеру последовали члены комиссии. За ними потянулись промышленники — представители многочисленных конструкторских бюро и заводов, принимавших участие в создании ракеты.