Шрифт:
Не оставил отец без внимания и ООН. Министр иностранных дел Д. Т. Шепилов обратился к Председателю Совета Безопасности Джелалу Абдоху с предложением выдвинуть агрессорам ультиматум, потребовать прекратить военные действия в течение 12 часов. Для наказания агрессора в случае неподчинения Шепилов сообщал о готовности Советского Союза предоставить в распоряжение ООН свои военно-воздушные и военно-морские силы.
Все эти документы родились в голове отца. Под ними лишь расписались министр иностранных дел и Председатель Совета министров. Подпись Шепилова у отца не вызывала особых эмоций, он министр, исполнитель. Да и вообще, они вместе неплохо сработались. А вот то, что под посланиями главам правительств и государств стояла подпись Булганина, у отца вызвало ревность. В мире все обсуждали инициативу Булганина. Это, конечно, мелочь, но она уже не раз давала о себе знать.
Решил отец использовать и способ давления, совсем для нас непривычный, — организовать демонстрации протеста у зданий посольств Великобритании, Франции и Израиля.
В Москве демонстранты скандировали: «Руки прочь от Египта». В районе Суэца продолжались бои.
Отец ожидал ответа на свое послание. Нервничал. Он не исключал, что его угрозы не подействуют. В качестве следующего шага оставалась переброска в район боевых действий воздушно-десантных частей. Лондон и Париж хранили молчание. Позвонил Жуков, сказал, что в Генеральном штабе проработали вариант воздушного десанта. Результаты оказались неутешительными. Даже если Турция и Иран не воспрепятствуют пролету самолетов, перебросить достаточное количество войск и вооружения, наладить их снабжение при наличном парке самолетов не удастся.
Вместительные самолеты у нас отсутствовали. Ил-12 едва набирал два десятка человек, а о переброске по воздуху тяжелой техники не приходилось и мечтать. В столкновении с экспедиционными войсками союзников, обеспечиваемыми всем необходимым господствующим в Средиземном море англо-французским флотом, мы обречены на поражение.
Отец согласился с Жуковым — если он говорит, то проверять нечего. Они хорошо знали друг друга. За плечами остались почти двадцать лет знакомства. За долгие годы войны они встречались не раз. И под Сталинградом, и на Курской дуге. Жуков там представлял Ставку Верховного Главнокомандования, а отец трудился в должности члена Военного совета фронта.
В командование фронтом, где служил отец, переименованным в Первый Украинский, Жуков вступил, когда в 1944 году под автоматными очередями в случайной засаде погиб генерал Ватутин. Вскоре после освобождения Киева.
В 1945-м Жуков, направлявшийся к месту нового назначения на Первый Белорусский фронт, брать Берлин, накоротке повстречался с отцом в Киеве. Тогда-то, в предвкушении победы, он пообещал на обратном пути в Москву завезти к нему в железной клетке плененного Адольфа Гитлера. Фюрер, когда принимал яд, как будто догадывался о приготовленной ему участи.
После войны обоих ждала опала. Маршал попал на Украину, теперь он командовал Одесским военным округом. Отец же, потерявший пост Первого секретаря ЦК, не раз наезжал туда в качестве Председателя Совета министров республики.
После смерти Сталина Жукова по инициативе отца назначили сначала заместителем военного министра, а затем и министром.
Сейчас они оба, Первый секретарь ЦК и глава военного ведомства, бесплодно ломали голову, как помочь не столь уж далекому, но так трудно достижимому Египту. Воздушный десант отпадал.
Оставалось уповать на обращение, направленное в Лондон, Париж и Тель-Авив. Ожидание становилось нестерпимым.
Что в этот момент действительно происходило в западных столицах, судить не мне. Расскажу, как все виделось глазами отца. Вашингтон, как он и ожидал, оставил без внимания его предложение о совместных военных действиях.
А вот в Лондоне и Париже послание произвело эффект разорвавшейся бомбы. Ги Молле, как рассказывал отец, подняли с постели. Прочитав официальный текст, а главное, сопровождавший его комментарий с конкретными подсчетами, сколько ядерных зарядов потребуется для уничтожения Франции, премьер-министр, не одеваясь, в пижаме бросился к телефону звонить в Лондон. В британской столице царила такая же нервозная обстановка. Откуда дошли до отца столь интимные подробности, он не рассказывал, но в их достоверности не сомневался. Возможно, это заслуга Кима Филби или других, пока неизвестных нам, советских разведчиков.
Всю ночь продолжались консультации, и так и сяк прикидывали, насколько реальна угроза вмешательства Советского Союза, применения им атомного оружия. После заявления Вашингтона о своем невмешательстве они остались одни. Иден вспоминал рассказы отца о новых советских ракетах, склонялся к мнению о неоправданности риска. Ги Молле позволил себя уговорить. Решение о прекращении огня договорились объявить одновременно в Лондоне и Париже 6 ноября, до истечения срока, установленного Москвой.
В канун праздника, 6 ноября, отец продолжал мерить шагами кабинет. Наконец пытка неизвестностью сменилась облегчением — пришло сообщение о выступлении премьер-министра Великобритании Антони Идена в Палате общин. Он заявил, что задачи, поставленные перед английскими войсками, высадившимися в зоне Суэцкого канала, в основном выполнены, а посему во избежание дальнейшего кровопролития Королевское правительство приняло решение о прекращении огня с ноля часов 7 ноября 1956 года. С аналогичным заявлением выступил премьер Французской Республики Ги Молле.
Эти сообщения стали лучшими подарками отцу к празднику — 39-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции.
Прекращение огня в результате нашего послания произвело на отца сильнейшее впечатление. Он чрезвычайно гордился своей победой. В будущем он еще не раз вернется к апробированной им методе. Еще не раз ему придется прибегать к подобной аргументации во время возникающих одно за другим обострениях вокруг Сирии, Ирана, Иордании и опять Сирии и Ирака. К счастью, все эти кризисы не столь крупного масштаба. Большинство из них остались в памяти только историков-профессионалов.