— Один раз, Ира… — сказал кто-то, не я. — И не в нашем доме. Я противен сам себе…

Она смотрела на меня, и я не мог понять, о чем она сейчас думает. Поняла ли, что я ей только что сказал?

Она поняла. По-старчески поднявшись, с каким-то изломом в пояснице, она подержалась рукой за косяк и ушла в кухню.

Некоторое время там стучал о разделочную доску нож, а потом все стихло. Жжение в груди я попытался потушить водой. Но вода была на кухне. Туда я пойти не мог. Ванная по пути на кухню, а это значит, что я опять-таки стану свидетелем ее горя.

Оглянувшись, я увидел бар и меня повело к нему. Выдернув из початой бутылки с «Хеннесси» пробку, я выплюнул ее на пол и поискал глазами стакан. Стакана не было. Стаканы на кухне. Перевернув бутылку вверх дном, я осушил ее на треть.

Только не заходить в кухню… Только не начинать ее успокаивать… если бы сейчас строгал лук я, и она после такого признания вошла и стала меня обнимать, и говорить, что это была ошибка, я обязательно проклял бы ее и она стала бы мне омерзительна. О какой ошибке речь? Как посредством ошибочных рассуждений можно вынуть из ширинки член, вставить его в женщину и начать фрикционные движения?

С бутылкой в руке и галстуком, висящим на шее, как змея, я осторожно появился в дверях кухни. Она сидела за столом спиной ко мне и смотрела в черное окно.

— Кто она? — донесся до меня ее слабый голос.

— Римма.

Ира опустила голову. Наверное, мне нужно было расценить это как «Я так и думала». Как она услышала мое появление? Все нейроны оскорбленной женщины воспалены, и она чувствует появление предателя кожей? Я посмотрел туда, куда смотрела она, и увидел в отражении стекла свою кривую фигуру. Нейроны здесь ни при чем…

Повернувшись, она посмотрела на меня красными, мокрыми глазами. Слезы никогда не лились из ее глаз, когда она резала лук, а эта недорезанная луковица, что лежала перед ней на доске, оказалась чересчур ядовитой…

— Зачем ты мне это рассказал?

Плевать она хотела, что стресс может быть чересчур силен для ее здоровья. Она на самом деле хочет знать, зачем я причинил ей боль, хотя мог бы этого не делать.

— Это было в том кафе, где мы пили после выпуска. Я был пьян, но это не оправдание. Я изменил тебе. Это факт. И все, что ты скажешь, я восприму как должное. В любом случае я противен себе и поэтому хочу выглядеть еще хуже, — и, приставив ко рту горлышко, я продолжил пить.

— Все это время ты приходил домой… мы занимались любовью… планировали будущее… И все эти дни я жила в роли глупой женщины, позволившей себя обокрасть…

Она поднялась и прошла мимо меня в спальню.

Будь я проклят. Ублюдок Молчанов с фотографиями, на которых я совокупляюсь с Риммочкой в коридоре кабака, тут ни при чем. Они сняли меня за день до того, как я пришел в СОС, чтобы иметь на руках гарантии моей лояльности в будущем. Но они не имели бы таковых, если бы я оставался человеком.

Подняв крышку, я опустил бутылку в ведро. Пошарив нетвердым взглядом по шкафам, я распахнул один из них и вытянул за горло на свет божий бутылку армянского. Интересно, когда наступит долгожданное опьянение? Что будет завтра, я не знаю. Но сейчас я хочу быть тупым и легковесным.

Ира вошла в кухню, когда я, вцепившись зубами в пробку, стоял и смотрел в стену остервенелым взглядом.

— Ты… скажи мне, зачем рассказал все это? Ты все-таки скажи.

Вслед за пробкой вылетела волна едкой жидкости и залила мне всю рубашку.

— Это тяжкий груз…

Она покачала головой.

— Если она тебя шантажирует, эта сука, это одно… Если же ты решил развлечь меня своими признаниями просто так, это другое! — как настоящая женщина, Ира не могла закончить разговор безмолвным уходом. Это не по-женски. Она ушла, чтобы поднакопить сил для контратаки с более тяжкими последствиями для меня.

— Она меня не шантажирует… — пригубив «Арарата», я нашел его вкуснее «Хеннесси». Лучшее подтверждение тому, что пьянку нужно начинать с лучшего. Потом можно заливать хоть керосин — с каждым стаканом будет все слаще и слаще.

Покачнувшись, я посмотрел в эти бездонные глаза, в которых царила скорбь.

— Меня вообще никто не шантажирует. Просто такому подонку, как я, изредка необходимо выговариваться, чтобы перевесить рюкзак со своей спины на чужую.

Поморщившись, она закрыла глаза, казалось, навсегда.

— Это компания…

Будь проклята эта женская догадливость!

— Причем здесь компания? — возразил я. — Компания здесь ни при чем.

Я, кажется, пьян. В противном случае я не стал бы повторять одно и то же дважды. Осталось только добавить: «Это не компания виновата».