– Рапунцель, - улыбнулась сама себе Готель и погладила девочку по волосам.

Всё вроде бы устроилось. Не считая того, что, не желая смешивать те два мира, которыми она жила, Готель приходилось делить себя надвое. Но она возводила и ночами бродила меж ними, даже отдавая себе отчет, что любое их столкновение окажется кому-нибудь катастрофой.

– Узнав, что принцесса влюбилась в пастуха, и не желая отдавать свою дочь замуж за простолюдина, король заточил её в самой высокой башне своего замка и посадил ей на стражу дракона о трёх головах, - читала очередную сказку Готель, - лишь тот, кто сможет освободить её, станет ей законным мужем, провозгласил государь.

Чем был вызван такой сюжет, непонятно. Возможно, Готель не хотела далеко ходить за историей, а может быть, пусть и подсознательно, но была намерена создать в уме ребенка похожую модель и за пределами башни. Так или иначе, девочке очень понравилась эта сказка. И, наверное, как раз потому, что эта история давала ей ощущение общности с героиней. Она наряжалась в цветные ленты и бродила по дому, то и дело, наступая на них, чуть не падая.

– Я похожа на принцессу, - спрашивала она.

– Да, мой цветочек, - отвечала Готель, вплетая ей в волосы лиловую ленту, - ты самая настоящая принцесса.

Маленькая Мария не могла знать, сколько правды ей было сказано за эти годы. И уж тем более, ту грань, за которой начиналась сказка, ей было уже не уловить. Всё стало возможно в этой воистину волшебной башне. И даже самое невероятное здесь становилось правдой, а любая правда в одно мгновение превращалась в вымысел. Не было никакого смысла скрывать правду, ибо ею здесь являлось всё.

– А почему принцесс всегда заточают в самую высокую башню?
– спросила тогда девочка.

– Их отлучают земли и ходьбы по ней, в назидание их высшей принадлежности, - отвечала Готель.

Мария несколько погрустнела:

– Если я буду принцессой, как же я буду ухаживать за своими колокольчиками.

Весь этот день девочка не покидала башню, исправно следуя своему высокому положению, но под вечер, ненадолго, всё же отреклась от престола и вышла напоить рапунцель водой.

– Напиток богов, - заметила Готель, подавая Кристофу бутылку.

– Оно невероятно, - отпив из бокала, удивился он, - но где вы его взяли?

– Старые запасы, - махнула рукой она, - всё ждала подходящего случая.

– Судя по его нектарному вкусу, вы ждали как минимум лет сто, - пошутил Кристоф.

– In vino veritas [11]– улыбнулась Готель.

Их ночи были бессонны, но не столько от любви, а прежде всего от того, что Готель даже на секунду боялась сомкнуть глаза.

– Поспите, хоть час, - говорил он ночью.

– Не могу, - отвечала та, поднимаясь с постели.

– Рапунцель, - досадовал Кристоф.

– Рапунцель, - отвечала Готель.

– Я бы хотел знать вас, - говорил он, целуя её плечи.

– Знать нечего, - отвечала та, слегка повернув голову назад, - заблудшая овца и только.

Она видела, как облака в вышине озарились розовыми лучами, и первый щебет птиц, пробующий на звучность утреннюю прохладу, торопил её шаг. И столь же быстро она прокручивала в голове предстоящие дела. Что нужно было еще успеть в деревню, купить пшена и молока на утро, и всё это прежде, чем проснется Рапунцель. И свечи. Свечи, которых в запасе осталось, наверное, всего несколько штук. Готель ненадолго остановилась перевести дыхание и посмотрела на гаснущие в небе звезды:

– Почему я зову её Рапунцель?
– чуть слышно проговорила она себе под нос и заторопилась дальше.

Но сейчас её больше волновало другое. Её привязанность к Кристофу, изначально явившаяся ей лишь плотской утехой, с каждым годом перерастала в зависимость его присутствия и внимания. Она ловила себя на этой мысли, когда выбирала к выходу платье или расчесывала перед зеркалом волосы; когда спешила сготовить ужин и неотрывно следила за закатом солнца.

– Не будешь есть кашу, тебя спасет Парцифаль, - глядя на ребенка через туринское зеркало, строго проговорила Готель.

– А почему меня надо спасать?
– положив в рот щедрую ложку каши, спросила девочка, и Готель невольно улыбнулась, очередной раз взглянув в зеркало на свое непорочное дитя.

Затем отложила расческу, старательно расправила на талии складки нового платья, разбросала за плечами свои черные волосы и, со вниманием приблизившись лицом к зеркалу, задумчиво произнесла:

– Каждая женщина, хоть раз в жизни, мечтает, чтобы её спасли.

И Готель мечтала. Она надеялась, что Кристоф - этот прекрасный мужчина, возможно последний мужчина, который любил её в её жизни, станет той некогда упущенной возможностью исправить то, чего она не успела исправить прежде.