Между тем отрезвление У Э, как оказалось, было не более чем минутным порывом. Сначала наш новый знакомец пытался уйти из комнаты Петровича через окно, потом, убедившись, что окно плотно закрыто, — через дверь шкафа. Когда же и дверь шкафа не поддалась (она открывалась, конечно, наружу, а У Э пытался задвинуть ее внутрь), то бирманец просто лег на пол у ног Петровича и в унисон полковнику захрапел.

— Пожалуй, на этом, коллега, — заметил Мишель, — мы и можем завершить столь приятный вечер. Согласитесь, будить сейчас этих господ не только бесполезно, но и опасно для жизни.

— Только вот бутылочку, — вмешался я, — полагаю, имеет смысл забрать до лучших времен.

Из кармана куртки полковника я извлек на две трети початую литровую бутыль какого-то местного напитка, вполне по-русски заткнутого свернутой салфеткой.

— Ну а теперь спать! — приказала Алексия.

В окно моей комнаты проник первый солнечный луч, но, если честно, мне так и не удалось уснуть. И впечатлений день подарил не так уж и много, но вечер этого дня превзошел для меня все ожидания. Ну и начудил Петрович, нечего сказать. С легкой руки полковника, изволившего нарезаться при выполнении столь ответственного задания, мы даже не успели разработать план действий на сегодня. А мы ведь хотели, чтобы уже нынче Алексия направилась в Мандалай, посмотрела, что там за театр на Шестьдесят шестой улице. И бирманец этот… Как его? У Э, кажется. В углу в лучах уже входящего в свои права дневного светила изумрудно блестела полковничья бутыль. Надо идти будить Петровича.

Стоило мне подумать об этом, как в комнату ворвался Мессинг:

— Петрович еще пьянее, чем был вчера!

Признаться, мне трудно было даже представить, как можно быть пьянее вчерашнего Петровича. Но когда мы вошли в комнату полковника, то я понял, что мои представления о пьяном Петровиче только начинают формироваться: вещи были разбросаны, а сам хозяин сидел на полу, еле удерживая равновесие, ворчал что-то невнятное и тупо смотрел на дверцу шкафа, в которую вчера так усердно ломился У Э. А где он, кстати?

— Петрович, где бирманец? — допытывался Мессинг у полковника. Убедившись в безуспешности этих попыток, Мишель обратился ко мне:

— Что они вчера пили? Вы не посмотрели, коллега?

Я немедленно побежал в свой номер и вернулся уже с бутылью. Тем временем появилась и явно не выспавшаяся Алексия.

— Только не открывайте сразу! — крикнул Мишель, когда я потянул на себя пробку-салфетку. — Вдруг там яд, способный распространяться по воздуху! Нам следует провести полноценную экспертизу, конечно, насколько это возможно в наших нынешних условиях. Но кое-какие реактивы у меня есть. Присмотрите пока за нашим другом, а я сейчас.

Мессинг вышел из номера, чтобы через минуту вернуться с небольшим пакетом:

— Итак, приступим, — с этими словами Мишель аккуратно вынул салфетку и вставил в горлышко бутылки резиновую трубку телесного цвета, какими снабжаются обычно капельницы в наших больницах.

С конца трубки в заранее подставленную пробирку упало несколько капель содержимого зеленой бутыли.

— Теперь катализатор, — пояснял ход эксперимента Мессинг. — И следить за результатами. Ну-ка, доченька, глянь, какой цвет приобрела жидкость в пробирке после ее соприкосновения с катализатором?

— Ярко-оранжевый, — сказала Алексия.

— Замечательно, лучше не бывает. Но это еще не все, — говорил Мессинг, разжигая огонь спиртовки. — Теперь сосредоточьтесь, друзья. Какой цвет приобрела жидкость?

— Синий! — Алексия не могла сдержать восхищения отцом, я же не очень понимал, что происходит. Алексия тем временем, видя мое недоумение, взялась прояснить ситуацию с химическим экспериментом своего отца:

— Если реакция алкоголя на магниевый катализатор эксплицирована в ярко-оранжевую часть спектра, то это означает добавление в алкогольный напиток веществ, опасных для здоровья человека. Если при нагреве до семидесяти градусов по Цельсию цвет жидкости изменился на синий, то яд не смертелен. Хуже бы было, если бы цвет стал черным или коричневым.

— И на том спасибо, — сказал я. — Хоть не смертелен. Но что же делать?

Я был в замешательстве. Мессинги продолжали эксперимент.

— А теперь, коллеги, — комментировал Мишель, — добавим в нагретую жидкость седьмую долю атома алюминия. Зачем?

— Затем, — отвечала Алексия, — чтобы по реакции понять, какое именно из известных противоядий стоит применить для редукции действия этого вещества.

Мессинг что-то капнул в пробирку из пипетки:

— Так и есть: цвет жидкости стал желтым. Следовательно, нам поможет внутривенное введение амидопирина. Ларчик открывается просто, если есть ключик. Алексия, приготовь, будь добра, инъекцию.

Петрович только равнодушно поморгал, когда вена его левого предплечья поддалась вторжению тонкой иглы; жидкость из шприца влилась в кровь Петровича, и полковник спокойно уснул, напоминая уже не тигра или слона, а добродушного панду, только что отужинавшего бамбуком.

— В нашем распоряжении, коллеги, минут сорок, — сказал Мессинг, посмотрев на часы. — Какие будут предложения?

— Считаю, — заметил я, — что есть смысл поискать этого бирманца У Э. Согласитесь, не вызывает сомнений, что нашего товарища отравил именно он, больше некому.