Шрифт:
— Опасности для жизни нет, — спокойно и, как показалось Юле, холодно ответила Антонина Петровна, когда Женю Зюзина подняли с земли и понесли к машине… — Осторожно, осторожно, ребята. Скажите шоферу, чтоб ехал тихо.
По дороге Антонина Петровна сказала, что у Зюзина, видимо, сотрясение мозга. Состояние тяжелое. Нужен абсолютный покой и хороший уход. Вот даже эти три-четыре километра дороги для больного вредны. А как везти его в больницу в Металлический, когда туда почти сто километров?
— Но и у нас положить некуда, просто не знаю, что придумать. — Она хмуро посмотрела на комсомольцев.
— Положите в нашу палатку! — Юля повернула к Антонине Петровне горящее от ветра лицо.
— Так вы же весь день на участке.
— Мы на котельной сейчас работаем. Это близко. По очереди будем дежурить… Правда, Антонина Петровна, ведь жалко его. У них, у ребят, и печки нет. Курят, шумят… жалко его.
Антонина Петровна, державшаяся все эти минуты официально-сурово, вдруг потрепала Юлю по рыжевато-золотистой головке:
— Попробуем. Посмотрим, какие из вас медсестры получатся.
Надо ли говорить о том, что добрый порыв Юли встретил сочувствие всей бригады. Только Руфа проворчала:
— Вечно с Костровой какие-нибудь приключения.
— Это не приключения. — сухо возразила Ася Егорова. — Придется нам уплотниться.
Для больного высвободили в палатке лучшее место, возле печки. Чтобы избежать тесноты, решили дополнительно койку не вносить. Юле пока придется спать на одной койке с Ядей.
Несколько раз приступ дурноты, казалось, выворачивал Зюзину все нутро. Никто в палатке не спал. Не спала и Антонина Петровна. Только утром она пошла к себе отдохнуть.
Невесело начался этот воскресный день.
Юля задремала, когда руки подруги встряхнули ее за плечи. Юлины глаза встретились с Ядиными.
— Опять ему плохо. Беги за Антониной Петровной!
Совестно было Юле снова стучаться в комнату доктора, ведь измучилась она за ночь. За дверью никто не ответил. Юля осторожно приоткрыла дверь и увидела, что постель даже не смята.
— Кого тебе? — спросила проходившая коридором уборщица с ведром и метлой. — Антонину Петровну?.. Выпила кружку чаю и побежала в здравпункт. Там ищи!
На этот раз Яде и Юле пришлось больше помогать врачу: они кипятили воду дли шприца, поддерживали Женю за плечи, когда ему делали укол. После укола дыхание больного стало ровнее.
— Ни разу еще глаз не открыл! — горестно шепнула Ядя.
— Явление шока, — устало объяснила Антонина Петровна. — Организм молодой, справится.
В среду утром Зюзин открыл глаза и тихо спросил:
— В баню не опоздали?.. Который час?
Страшно сконфузился, увидев, что лежит в девичьей палатке. Не поверил, что тяжело болен, что сегодня среда, а не суббота, что чуть не погиб при аварии на грузовике.
— Не ехал я на Промстрой, — морщил он лоб, когда Юля старалась напомнить ему обстоятельства аварии. — Чепуху мне плести не надо. Мы с ребятами в баню собирались.
Антонина Петровна объяснила озадаченным девушкам, что выпадение памяти — следствие перенесенной травмы; по-научному называется ретроградная амнезия. Явление временное — память восстановится. Но все же было тревожно.
До Промстроя Юля все-таки добралась. И не зря: как обрадовались здесь рабочие парни, узнав, что с осени смогут учиться! «А мы-то думали, какая уж там учеба у черта на куличках, на краю света… Это вы хорошо придумали! Пишите мою фамилию. Документы сейчас сдавать?»
Дни незаметно вползали в осень. Уже в первом сборно-щитовом доме — он нарядно блистал свежей розовой окраской стен и промытыми окнами — начались занятия вечерней школы, уже в котельной заканчивалась обмуровка котлов, а Зюзину все еще не разрешали вставать с койки.
Бригада Егоровой жила одной материнской заботой.
— Ноги ему укрыли? — спрашивала в разгаре рабочего дня Ася.
— Одуванчик своим платком укутала.
— Сбегай, Буратино, посмотри все-таки…
Тянули шланг с раствором, прилаживались набрасывать раствор на дранку — первые пробы штукатурной работы — и вдруг вспоминали совсем о другом.
— А этот рецепт… с глюкозой… достали?
— Уже укол сделали. Внутривенно.
— Внутривенно? Как это?
— Не знаю. Так Антонина Петровна сказала.