Шрифт:
Решили отвести им за городом десятков пять срубов. То будут их курени. Болотников распорядился свезти к ним сена, овса и довольствия: гречневой муки, из которой казаки саламату варят, сала, хлеба; для новоселья десять бочонков вина. Запорожцы должны были влиться в его войско.
Начальник запорожского отряда показался Болотникову знакомым. Он наконец узнал запорожца. «Ба, то ведь Хведор Гора, с коим я в неволе был у татар. Вот кто батька!»
Пока Болотников не стал открывать себя, решил приглядеться к Хведору… «Тогда хороший человек был, а ныне — кто его ведает?»
Иван Исаевич частенько наведывался к запорожцам в «Сечь», как называли их стан.
Там шла жизнь своеобразная. Учить их воевать не приходилось: сами знали, как биться. Гора держал «сынков» в руках. Кого похвалит от всей души, кого крепко выругает, а кому велит плетей надавать за милую душу.
Раз один из «сынов» забрался к посадскому в подклеть. Его поймали, сволокли к Хведору Горе. Тот послушал, покачал укоризненно головой, помрачнел.
— Охрим, Охрим! Не чоловик ты, а паскуда! Хлопцы, не допустымо посрамыты Сичь Запорожску шибенику, бисову сыну!
— Не допустымо, батьку, не допустымо!
— Добре, сынки, добре! Эй, Черевыченко, иды до мэнэ! И ты, Грач! Туды его, де черты з ведьмакамы шабаш справляють!
Два дюжих запорожца схватили вора.
— Геть, падло! — И поволокли его в овраг. Вскоре там раздался выстрел.
— Так его! — одобрительно сказал Гора. — Псу песья смерть.
Зашел раз Болотников к Горе. Тот жил в отдельном срубе. На завалинке сидел казак и сосал люльку.
— Дома батько?
Казачина пробасил:
— Иды у хату, вин тамо! — И, не обращая никакого внимания на Болотникова, снова за носогрейку.
На улице было холодно. В печи ярко пылали березовые дрова.
Гора закусывал жареным гусем. На столе стояла большая скляница синего стекла с вином и серебряный кубок. Гора, сделав пригласительный жест рукой, сказал:
— Сидай, гость, ишь, пый на здоровьячко!
За едой переговорили о ратных делах. Потом Болотников замолчал и с улыбкой глядел на Гору. Тот в недоумении подумал: «Що це таке? Смиеться?»
И сказал Иван Исаевич:
— Помнишь, батько, сад… чего, чего там нету… а садовник в ем — дед Джубан, а робят там полоняники. И зовут одного из их Хведором, а другого Иваном. Запамятовал меня? Да по правде сказать: давненько то было. Вот и встретились снова в веселу годину!
— Ох, Иване! Иване! — вскочил Гора.
Изумленный и растроганный, он крепко обнял Болотникова.
— Як воно все перевернулось! Ох, Иване! Выпьемо ж за то, що мы з неволи повтикалы!
И старые знакомые начали рассказывать друг другу про свою жизнь.
Хведора продали в Туретчину, на Анатолийское побережье. Кажется, чего уж хуже, пропадать да и только! Но запорожцы сделали набег на анатолийские городки и выручили. Хведор уплыл с ними в Сечь.
— Так-то, братику! С той поры мене, як былыночку, — а былыночка была весом пудов на семь, — витром кидало по билому свиту. Чого, чого я не бачив, не чув. Скильки ляхив, туркив, татаровья перебив! Скильки ран у мене, а усе жив!
Снова сблизились Болотников и Гора.
В Путивль прибыло чрезвычайное известие. Вся жизнь в городе резко изменилась.
К Шаховскому примчался гонец из Москвы, от Матвеева, с сообщением:
«…Супротив вас выступает князь Юрий Трубецкой. У него под началом тысяч двадцать войска. Держите рать в готовности».
Путивльцы могли выставить к этому времени приблизительно столько же ратников.
Болотников немедленно двинул на север, навстречу царским войскам, крупные передовые отряды — по направлению Севск — Кромы — Орел.
Вскоре он и сам ушел в поход с главными силами большим воеводой, то есть командующим всем войском.
Шаховской остался с частью войска в Путивле.
Глава VII
Внук великого князя литовского Гедимина, Дмитрий Ольгердович, князь Брянский, Черниговский и Трубчевский, убит был на реке Ворскле в 1399 году. От него пошли князья Трубчевские, или Трубецкие.
Юрий Петрович Трубецкой весьма кичился своим родом.
К месту и не к месту он с важностью добавлял:
— Мы, гедиминовичи…
Если бы на царском приеме или на пиру, — чтобы ниже сесть, чем ему полагается, да никогда! «Смерть приемлю, а место свое не уступлю родом низшему!»