— Предлагаешь встретить их оружием?

— Нет. Во-первых, каждого убитого солдата некроманты смогут оживить прямо на поле боя, поставив в свою армию. А во-вторых, это вообще бессмысленно.

Император поднял бровь:

— Не совсем тебя понимаю.

Оцелот, глядя в пространство, досадливо пощелкал пальцами, словно пытаясь точнее сформулировать мысль:

— Отправить армию нежити на Империю — что может быть глупее! Во-первых, почти все эти мертвяки должны управляться непосредственно некромантом, который обязательно находится неподалеку. А значит, мои ребята его быстро найдут и вычистят. Когда убиваешь кукловода, все его марионетки тут же валятся — это железное правило. И противник не может об этом не знать. Значит, их целью является что-то другое… А нежить, возможно, пригодится разве только для резьбы беззащитных крестьян. Так или иначе, в этом еще предстоит разобраться. Но можете спать спокойно, мой Император. — Оцелот, взяв кота на руки и почесывая его за ушком, улыбнулся. — Дальше границы они не пройдут. В конце концов, там же целая орда церковников во главе с самим первосвященником. Вот пусть наконец-то займутся настоящим делом. А мы им поможем. Так что можете со спокойной душой посвятить себя празднику. Ведь, насколько я понимаю, Армон-Дарон отмечает великую победу?

— Не только, мой друг. — Император задумчиво потеребил мочку уха, как делал всегда, когда сталкивался с чем-то неясным. — Гномий Король обрел могучего союзника. Охотник, что освободился из священной Кузни, избрал его своим спутником.

— О! — Оцелот приподнял брови в вежливом удивлении. — Это воистину… замечательно.

Альтемир приходил в себя долго, то всплывая из глубин беспамятства, то вновь погружаясь в уже неопасное, сладостное забытье. Солнце давно уже встало, весь Аполей успел надивиться на гостей в диковинных одеждах и внушительных доспехах, поприветствовать Сетэль и заверить ее в своей верности, а паладин все еще дремал. Во многом этому способствовала искренняя забота девушки: больной был помещен в комнату с плотными, хорошо задергивающимися шторами, чтобы шастающие солнечные лучи не мешали ему выздоравливать. Так что организм паладина без помех взял свое, и, лишь хорошо отдохнув, дал команду на пробуждение.

Стоящие под дверью стражники, услышав непременный ошарашенный возглас: «Где я?!» — тут же передали счастливую весть всем остальным. А пока гномы, кирсс, Эльтер и демонесса бежали к импровизированной палате, Альтемир успел разобраться с несколькими основными вещами. Во-первых, довольно значительная часть его тела была покрыта бинтами, ожоги под которыми уже не болели, но явно собирались начать жутко чесаться. Длинных волос как не бывало, зато их короткие остатки были превращены в довольно аккуратный ежик, вымыты и расчесаны. Но паладину, узнавшему это после обращения к стоящему рядом зеркалу, быстро стало не до фасона прически: он расширившимися глазами взирал на тонкую вязь рубиновых нитей, что покрывала его щеки, соединяясь на подбородке и под носом.

Татуировка смотрелась превосходно, нечего и говорить, и совершенно не зудела, словно сделанная невесть сколько лет назад, но человека почему-то не покидало ощущение, что этому узору нет и дня. И он даже подозревал, кого бы надо потрясти в первую очередь, чтобы выбить столь важные сведения.

Все решилось довольно быстро и в некоторой степени само собой — в комнату, только каким-то чудом не сшибив дверь с петель, разом вломилась улыбающаяся пятерка героев и даже успела издать несколько универсальных приветственных возгласов. Их радость, впрочем, была непродолжительной. Когда Альтемир перевел свой полубезумный взгляд на новоприбывших и увидел, что Сетэль щеголяет точно таким же украшением, у него в голове все встало на свои места. Сразу вспомнились слова про попечительство демонов над людьми. Вот только его оценка происходящего была несколько иной, и в комнате разом ощутимо похолодало. Все пятеро замерли. Паладин поднял руку с обличающе вытянутым пальцем и, ткнув им в демонессу, открыл рот.

Произнесенное им было столь ужасно, что никакая летопись не выдержит подобных слов. Достаточно лишь сказать, что Сетэль пережила несколько кошмарных секунд, осознавая услышанное, после чего воскликнула в бессильной ярости и, оттолкнув попытавшегося ее удержать Снора, выбежала прочь, пряча глаза. Все остальные только и могли, что качать головами, не веря своим ушам. Паладин же совершенно не выглядел смущенным, наоборот, он практически наяву пылал праведным гневом.

Эльтер, врезав кулаком по ладони, с каменным лицом развернулся и вышел. Успокаивать неадекватного мальчика ему не хотелось.

Ширш, коснувшись лапой лба, сокрушенно вздохнул:

«Этот идиот неисправим. Ни умения общаться с другими, ни желания этому научиться. Дурак, даже твои друзья-гномы признали эту деву нашей полноправной спутницей!»

Альтемир оскорбленно вздернул подбородок:

— Они мне не друзья!

Кьяр только закатил глаза, а вот Снор, которому уже до смерти надоело ребячество человека, слишком широко, опасно улыбнулся и с готовностью заявил:

— Конечно, мы не друзья всякому ублюдку, который служил фениксам. Мы ж еще вчера тебе сказали, что будем за тобой следить, — вот и следим.

Это заявление подействовало на паладина, как холодный душ. В общем, именно то, что было нужно, заключил Кьяр, только взглянув на изменившееся лицо человека. На его скулах вспухли желваки, он выпрямился как палка и, смотря ровно перед собой, буквально вылетел из комнаты.

Наугер все-таки направил на своего брата укоризненный взгляд и слегка покачал головой, но ярлу на это было глубоко наплевать, а Кьяр не стал особо настаивать. В конце концов, Альтемир в своем нынешнем состоянии был действительно способен утомить даже святого, и с этим надо было что-то делать, желательно побыстрее.

Сам паладин в это время выбрался в просторную галерею, опоясывающую все здание по периметру, и прислонился к одной из колонн. Местная архитектура была странной — взять хотя бы обилие явно декоративных, не имеющих никакого реального значения столбов из белого камня (да и вообще белый цвет здесь любили). Но надо признать, в этих крытых, но открытых всем ветрам галереях можно было прогуливаться на свежем воздухе в любую, даже самую дождливую, погоду, а имперский командир сейчас чувствовал острую потребность в свежем воздухе. Ну и, разумеется, в некотором отдыхе — перенесенная атака феникса не прошла даром, и сейчас перед глазами опрометчиво перенапрягшегося Альтемира скакали зеленые и лиловые круги.