Шрифт:
Не теряя ни секунды, Люся выхватила из одного кармана пистолет, из другого «лимонку» и толкнула ногой дверь в соседнюю комнату.
— Руки вверх!..
Сидевшие за столом хозяин и гости были так ошеломлены, что немецкий офицер поднял руку вместе с вилкой и кусочком баранины на ней.
Теперь Люсе надо было пройти к окну и разбить стекло: по этому сигналу Кушба должен ворваться в дом и обезоружить пленных. Карим останется дежурить на крыльце. Но окно было загорожено столом.
— Всем выйти из-за стола и встать лицом к стене! — приказала Люся на кабардинском языке.
Немец, видимо, не понял ее и, хлопая глазами, вопросительно смотрел на Слепцова.
— Господин Слепцов, переведите своему шефу!
Слепцов, бледный как смерть, дрожащим голосом перевел приказ девушки. Немец закивал: «Я, я, гут!» и, бросив на стол вилку, стал выходить вслед за переводчиком. За ним староста Хашби. Но едва сделав шаг, Хашби со всей силой опрокинул стол; крышка чуть не свалила с ног Люсю. В тот же миг Слепцов сбил кулаком со стены лампу и непроглядный мрак заполнил комнату. Девушка дважды выстрелила наугад. Раздались ответные выстрелы. Люся почувствовала, как обожгло грудь. Кто-то метнулся к окну, вышиб раму и выскочил на улицу. За ним второй. Уже падая, Люся выстрелила ему вслед…
Когда в дом вбежал Кушба и осветил комнату электрическим фонариком, Люся была без сознания. У стены, разметав руки, лежал немецкий офицер.
— Осмотреть дом! — крикнул Кушба вбежавшему за ним Кариму. — Он приподнял девушку. — Люся, Люся!..
Девушка открыла глаза, как бы недоуменно посмотрела вокруг.
— Кушба… я хочу… к Нахшир… — прошептала она и снова потеряла сознание.
Карим привел жену и дочь старосты. В дрожащих руках хозяйки плясала керосиновая лампа. При свете ее Кушба увидел на груди Люси кровь.
— Эй ты, красавица! — Он метнул злой взгляд на дочь старосты. — Помоги!
Кушба осторожно приподнял Люсю. Девушка сняла с раненой пальто. Кушба достал из кармана перевязочный пакет, наложил повязку. Но марля тотчас промокла.
— Быстро чистое полотенце! — приказал он хозяйке. — А ты, Карим, обыщи пока немца, забери документы.
Хозяйка принесла полотенце с красивым орнаментом. Кушба обмотал им грудь Люси. Снова одел девушку, поднял на руки и шагнул к порогу…
А тем временем в центре аула уже шел ожесточенный бой.
Заслышав выстрелы у дома старосты, Татарнаков подал команду: «Вперед!»
Всадники выскочили из балки. Командир повел свою группу прямо в селение, комиссар — по берегу ручья, к скотному двору, где содержались заложники.
Рядом с комиссаром на быстроногом Люсином коне скакал Хабас. Ему были тут знакомы все лощинки и овражки. «Налево! Направо!» — то и дело слышался его голос.
Они появились у скотного двора так внезапно, что часовые не успели сделать ни одного выстрела. Бросили карабины и подняли руки вверх.
Прикладами винтовок партизаны сбили замки, распахнули ворота.
Комиссар крикнул:
— Выходите, товарищи! Быстро! Не бойтесь — свои!
Из темного чрева двора высыпали заложники.
А со стороны селения слышались винтовочные выстрелы, пулеметная дробь. Оставаться здесь освобожденным было опасно, и комиссар приказал Хабасу отвести людей вниз по ручью. Они, конечно, и сами могли найти надежное укрытие, но, судя по стрельбе, бой все усиливался, и комиссар не хотел подвергать мальчика смертельной опасности.
Хабасу очень не хотелось отставать от комиссара! Но делать нечего: приказ есть приказ.
Фролов пришпорил коня и поскакал со своей группой в селение. Каратели, зажатые в железное кольцо, сопротивлялись с отчаянием обреченных. Выбитые из управы, они засели в каменном здании бывшего магазина. Все попытки партизан прорваться к нему кончались неудачей. Надо было во что бы то ни стало уничтожить пулемет.
Когда Кушба отнес Люсю к Нахшир и прибежал к месту боя, на подавление огневой точки отправился его друг Карим. Он полз по-пластунски, плотно прижимаясь к земле. И все же его черная фигура на белом снегу скоро была замечена. По нему открыли оружейный огонь. Карим не двигался. «Неужели убили, гады?» — подумал Кушба.
— Товарищ командир! — обратился он к Татарнакову. — Может, только ранили: разрешите, я вынесу его.
Командир приказал усилить огонь, и под его прикрытием Кушба добрался до друга. Карим лежал, уткнувшись головой в снег.
Кушба тронул его за плечо.
— Карим!
— Ты, Кушба?.. Лоб задело — глаза заливает кровью, не вижу ничего, — не поднимая головы, сказал Карим.
— Давай перевяжу.
— Не надо, снегом остужу — остановится. — И он еще плотнее прижался лбом к снегу.