Неизвестно
Шрифт:
Тайна. Сохранить тайну «черного кабинета» — вот что занимало Лидерса. И — о, счастье! — под утро ему приснилось то, над чем он мучился долгие дни. Приснилось устройство для вскрытия писем — ясно, подробно; Антон Иванович даже почувствовал приятный запах свежеструганного дерева. Да, дерева, ведь устройство было совсем простым: тонкая отполированная палочка размером с вязальную спицу, как бы расщепленная наполовину. Но что же далее? Даже во сне Лидерс сосредоточился и насторожился. И вот рука, невесомо и воздушно, ввела палочку под клапан конверта, разрезом захватила письмо, намотала на приспособление и.
«Боже мой, как же все просто!» — вертелся в пролетке не выспавшийся Антон Иванович и торопил, торопил кучера.
Устройство было изготовлено быстро. Взволнованный начальник «черного кабинета» лично выбрал письмо для первого опыта. Подчиненные сгрудились вокруг и почтительно, затаив дыхание, следили за каждым его движением.
Непосвященному выбор письма мог показаться случайным. Но это было не так. Многоопытный взор Лидерса выхватил из стопки, казалось бы, обычный серый конверт; Антон Иванович взял его, коротко взвесил на узкой ладони, чуть шевельнул ушами, словно не только прощупывал, но и прослушивал упрятанную под бумагой крамолу. В затылок начальнику сопел первономерной дешифровщик Ратаев — та- лантище, да что там — воистину гений! Все было подвластно ему: хитроумная полибия, шифры перестановки, числовые ключи Гронсфельда, гамбеттовская криптография.
Запахло разогретым воском. Печать сняли легко. Затем сам Лидерс взялся за дело, в точности повторяя явления провидческого сна.
Когда отполированная палочка проникла под клапан конверта, Антон Иванович почти задохнулся от странного сладострастия. Посидел, успокоил сердце и, легко накрутив на палочку первый листок, извлек его на свет. Следом второй и третий. На выпуклом лбу Лидерса желтовато блеснула испарина, впалые щеки забугрились алыми пятнами.
Первый лист был испещрен столбцами цифр и буквенной несуразицы, выведенной, впрочем, почти каллиграфическим почерком.
— Криптография. Шифр. — не удивился Антон Иванович. — Ратаев!
У Ратаева сразу же отрешенно помертвели бесцветные глаза, и он почти носом уткнулся в закодированную бумагу. Зато на втором и третьем листах не было никаких хитростей. Ли- дерс с первых же строк понял, что это сказка; собственно говоря, вверху так и значилось: «Сказка о четырех братьях». В левом углу увидел пометку: автор Л.Т. с поправками К.К. Досадливо передернул плечами: что за причуда — четыре брата? Испокон было три: старший (умный), средний (так и сяк), младший — зряшный, вроде, дурачок, который после всех и околпачит.
Но тут-то совсем иное: «Уж вы встаньте, встаньте, мужики честные. вы почуйте свою силу могучую, поднимитесь и. уничтожьте всех своих недругов». И кто же недруги? Да всякое начальство — становые, чиновники с помещиками, жандармы. Вот так сказочка — пуще бунтовской прокламации будет!
— Ратаев! — не оборачиваясь, позвал Лидерс. — Кто ж такие?
— Имена раскрыты, Антон Иванович, — спокойно ответил Ратаев. — Князь Кропоткин пишут к дворянину Лизогу- бу. Про сказку какую-то уведомляют, что принадлежит перу разночинного студента Тихомирова. Но шифр, скажу я вам, так себе. Поди ж, корпел сей вольнодумный князь, старался, да все уловки хинью пошли. — самодовольно усмехнулся дешифровщик.
Менее чем через час Лидерс уже сидел в просторном кабинете начальника штаба Отдельного корпуса жандармов генерал-адъютанта Мезенцева.
Николай Владимирович пребывал в благодушном настроении. Он только что вернулся из Ямбургского уезда, где при церкви святой Екатерины артельщики заканчивали строи-тельство каменной сторожки и деревянного домика для причта. Работы велись на пожертвования генерал-адъютанта, а еще раньше на его же деньги храм обнесли валом и укрепили булыжником.
Мезенцев исповедовался и причастился Святых Тайн; молился в тот вечер долго, и молитва была теплой, после нее нахлынули воспоминания — о детстве, гвардейской юности, службе в Преображенском полку, о боевых переделках на Балканах, в охваченной бунтом Польше. Его радовало и то, что к месту припомнились строки из служебного циркуляра III Отделения: «охранение прикосновенности прав и спокойного совершения обрядов Церкви Православной». Да, да, конечно, и для этого он служит! И не он один — все сотоварищи по Корпусу. Радовало и лицо настоятеля отца Кирилла — загорелое крестьянское лицо мудреца и исповедника, — с которым они после долго пили чай; батюшка говорил, а Мезенцев слушал, и тихая речь иерея успокаивала напряженные нервы, рассеивала сомнения, укрепляла ослабевшее сердце.
— Вот ведь как, вот ведь, — прихлебывал священник из широкого стакана. — Забывают высоковыйные, что источник власти на земле один — Бог Всемогущий. Республику им. Обезумели в упоении мятежа, коего основа — грех гордыни, восхищение права Божиего на самовластье. Власть не для себя существует, а ради Бога.
«Да я же это знал. Но отчего стало так покойно на душе?» — думал Мезенцев по пути в Петербург.
Он оборвал воспоминания, вслушиваясь в доклад начальника «черного кабинета». А тот, видя отрешенный взгляд Николая Владимировича, никак не мог собраться с мыслями.
— Говорите же, Антон Иванович! — ободрил Лидерса генерал-адъютант. — Ибо перлюстрация. Ни во что не вмешиваясь, она все открывает. Никем не видимая, на все смотрит, не правда ли?
— Истинно так! — подхватил Лидерс. — И Государь узнает сокровенные чувства подданных и нужды их, и слышит и вопль невинного и замыслы злодея.
— Каковы же замыслы?
— Расшифрована тайнопись.
— Тайнопись. — дрогнули губы Мезенцева; он снова задумался. — Удивительно, и Христос ведь говорил загадками, притчами. Тоже шифр? Согласитесь, Антон Иванович! И не всякому открывается. Вот, к примеру.. Вышел сеятель сеять семя свое, и когда он сеял, иное упало при дороге и было потоптано. а иное упало на камень. А иное, вы помните, упало на добрую землю. И. Принесло плод сторичный.