— К инспектору Гезалех.

Она уже Анаит.

— Кажется, объясняться в любви.

— Или что-то в этом роде.

— Во всяком случае, он был не рад встретить там нас.

— И дал это понять.

— Недвусмысленно.

— Только что.

— Это, конечно, не причина.

— Это повод.

Васкеса двуглавая птица, поющая дуэтом сама с собой, не смущает. Его, кажется, вообще ничто не смущает. Птица и птица.

— Он нас отчислит.

— С утра.

— С утра у него будут гораздо более интересные дела, — подмигивает гость. — Госпожа инспектор сказала что-нибудь существенное в нашем положении?

Самозваный председатель последовательно завладел вниманием аудитории, доверием аудитории, самой аудиторией и учебным заведением как таковым. Студсовет воспринимает это как должное. Это не неуд с минусом, это уже за гранью вообразимого.

— Да, — вымучивает из себя Таиси. Интересы стаи с трудом возобладали над интересами пары. Еще одно чудо. — Мы все имеем право на компенсацию, но она может оказаться не тем, чего мы хотели бы. Инспектор так считает. Она очень недовольна тем, что тут нашла. Она будет свидетельствовать в пользу обвинения.

— Я ее понимаю. Про компенсацию — она права. Но это если они увидят в вас… массу. Сырую, аморфную, послушную. Они вас возьмут и переделают. Результат вам, может быть, даже понравится. Если вам подходит такое обращение само по себе. Вернее, с вами будут советоваться, конечно. Когда отыщут там, внутри, с кем советоваться.

— Вы это…

— Знаете на личном опыте?

А быстро оправились. Это даже, пожалуй, троечка.

— Почти, — радостно вскидывается Васкес. — Меня нельзя было обвинить в недостатке активной жизненной позиции.

— Вы тоже из этих?

— Антикризисных инспекторов?

И даже троечка с плюсом. Небольшим.

— Я? — улыбается во всю белозубую пасть Васкес. — Я только что зачисленный первокурсник флорентийского университета, педагогический факультет, специальность — преподавание истории. Кстати, принимаю поздравления, я прямо оттуда к вам. Позавчера как раз сдавал эволюцию корпоративного права. А до того — ну, вы же знаете. Немного террорист, немного секретарь. А с мистером Грином мы, конечно, давно знакомы. Дольше многих. Но в эти меня не берут.

— Почему?

Это уже Виеру не выдержал.

— Призвания нет, — разводит руками Васкес. — а без призвания это безнадежно. А учитель, говорят, из меня может получиться неплохой.

Это факт. Может. А преподавание истории — наверное, это у него самого такое чувство юмора. А может быть, и у Сфорца. Как же, очень неловко получается, делать предмет, которого не знаешь.

— Поздравляем. — говорят копты.

Аудиторию можно сматывать в клубки и начинать вязать столь актуальные нынче носки, шарфики и варежки. Подозвав к широкому столу «зараз», студсовет и примкнувшие лица начинают составлять список претензий. Видно не очень хорошо, слышно еще хуже. Отдельные идеи взлетают над группой, как пузыри с репликами в комиксе. На трех языках. Стилем, принятым во времена принятия хартии. Оформить по правилам, но вот бланк выбрать… стилизовать под старину, кто отрисует?.. Дайте мне планшет, сейчас все будет. Послать курьером — нет, не выйдет, не те времена, долго. И ма-аленькую утечку. Обязательно.

Довольный гость откатывается от стола в своем кресле, замирает на самом краю кадра — это уже воспринимается как издевка, хотя наверняка случайность, — прикрывает глаза. Лицо чуть оплывает, расслабляется. Студент как студент, даже в ССО не служил, свитер не по размеру, пуговицы на воротнике нет. Автостопом по Европе.

— Извините, — говорит юноша, не поднимая век. — Самое главное забыл. Он клятвопреступник, ваш Моран. Он вам давал клятву верности при вступлении в должность — а потом шантажировал выпускника. Вот именно этого-то вы и не стерпели. Как и попыток прикрыть это политическими кознями.

Устрашающее существо. Вдвойне устрашающее, если помнить, из чего его делали. Досье Левинсон смотрел еще тогда, еще во время войны с Радужным клубом. Классическая картина была у мальчика. Неустойчивый тип, плюс травма… в неблагополучных регионах в любой уличной банде таких шесть на дюжину, и выбраться из банды они могут только одним способом — если вовремя сядут. Тогда выйдут и мирно сопьются где-нибудь к сорока…

Флореста была чуть щедрее и предлагала другие варианты — «Черные бригады», например. И ни на одном из гороскопов не были написаны Алваро Васкесу остервенелая учеба, диплом с отличием, почти успешное покушение на главу оккупационной администрации — хотелось бы знать, какой из слухов тут верен — и блестящая карьера в этой администрации. Которую он, кажется, не собирается прерывать для получения образования, потому что поступал на заочный.

Нужно быть Мораном, чтобы пытаться воевать с успешной организацией (уровень иммунитета они показали два года назад, вычистив свои ряды чужими руками; впрочем, чужими ли — там вели всех Сфорца и да Монтефельтро, второй сам из них, первый ему родня), которая делает вот таких студентиков. Которая, впрочем, сделала и да Монтефельтро. А также Грина и госпожу инспектора. Вот у нас есть четыре точки.

Госпожа инспектор во время своей спортивной карьеры слыла феерической дурой. Трудолюбивой, доброй, послушной дурой, почти на уровне конституциональной глупости. Там и спортивная карьера-то была выбрана, потому что даже обычную школьную программу она не тянула. По да Монтефельтро вообще плакала психиатрическая клиника, наверное. Грин — который, разумеется, не Грин, а все хотели бы знать, кто — еще сравнительно нормальный среди них. Всего-то ярко выраженный шизоидный тип; только адаптирован очень оригинально. И Васкес. Вот он, в записи. «Вернее, с вами будут советоваться, конечно. Когда отыщут там, внутри, с кем советоваться» — Эти Копты правильно навострили уши. Это его собственное, наверняка; личное впечатление.