–Имей в виду, Юленька, я видел, как твой Володя ударил профессора ножом в спину. Если ты и правду его так любишь, то сделаешь о чём прошу. Завтра же поедешь со мной, или я иду в прокуратуру.

Пока Борис при помощи шпионской аппаратуры подслушивал беседу в коридоре, Лиза сердито материлась, пытаясь дотянуться до розетки и воткнуть вилку на прежнее место. В этот момент дверь распахнулась, и в комнату вернулась Юля. Кроткое лицо её выражало сильную озабоченность. За невестой подозреваемого в помещение заглянул угрюмый Миносян и, отыскав глазами Лизу, грозно проговорил:

–Исаева, выйди. Дело есть.

–Может, перебьёшься? – хрипло осведомилась та, зажав в зубах только что прикуренную сигарету.

–Я сказал, выйди! – рявкнул Миносян и захлопнул дверь снаружи.

Переключив недюжинный запас злобы на Гарика, Исаева затушила окурок о тарелку и, ругая одногруппника на чём свет стоит, нехотя поднялась из-за стола. Как только Лиза вышла в коридор, Борис тут же подбежал к двери и приник к ней ухом. Наличие зрителей в комнате его не смущало: Юли он ни капли не стеснялся, считая за свою, а лопоухий Виталик находился в таком состоянии, в котором человеку не до чужих чудачеств. Разговор за дверью звучал довольно отчётливо, и приятель без особого труда разобрал:

–Между прочим, Исаева, я в тот вечер вернулся за деньгами и видел, как ты ударила декана ножом в спину. Или едешь завтра со мной, или я иду в прокуратуру и всё рассказываю следователю Седых.

–Чего тебе нужно-то? – презрительно процедила Лиза.

–Завтра узнаешь, – увиливал от ответа Гарик.

В первую секунду Борис растерялся, услышав из уст шантажиста два взаимоисключающих утверждения насчёт личности убийцы профессора Черненко. Но в следующий момент им овладела такая дикая ярость, что адвокат, не удержавшись, рывком распахнул дверь, выскочил в коридор и схватил Миносяна за грудки.

–Ты что же, курицын сын, людям голову морочишь! – не помня себя от злости, зашипел он Гарику в лицо. – Немедленно говори, мерзавец, кого ты видел убивающим профессора!

Оторопев от внезапности нападения и бешеного натиска противника, студент присел, закрыл голову руками и испуганно забормотал:

–Никого я не видел, я только собрал деньги в прихожей и ушёл, декан уже мёртвый был!

–Что ж ты, негодяй, девчонок дуришь? Признавайся, шантажист фигов, что тебе от них нужно?

На шум из комнаты выбежала Юля, собирая в хвост растрепавшиеся белокурые волосы, и даже Виталик, заинтригованный возгласами, собрался с силами и дошёл до дверного косяка, за который и держался, покачиваясь. Пока мужчины ругались, Лиза с индифферентным видом курила, пуская дым в лицо Миносяна, тем самым выражая своё к нему отношение. Прижатый к стене Гарик окончательно скис и, скривив лицо, точно собирался заплакать, тихо проговорил:

–Я хотел, чтобы Исаева или Щеглова стали суррогатными матерями для моей семьи. Мать перенесла в детстве тяжёлую операцию и не может иметь детей, а ей так хочется собственного ребёнка!

–Что ты несёшь, она же смогла родить тебя! – возмутился наглой ложью Борис.

–Я не родной, я приёмный сын, – чуть слышно прошептал Гарик, отрывая руки Бориса от бортов своего пиджака.

–Ха-ха-ха, как трогательно, – цинично проговорила Исаева, раскуривая новую сигарету. – Можно подумать, что здесь собрались одни подкидыши да приёмыши.

–Молчи, дура! – выкрикнул Миносян и, сорвавшись с места, пустился бежать по коридору.

Уставший, но довольный Борис вышел из общежития и направился к проходной. Сгорая от нетерпения, я дожидалась приятеля у ворот. Распахнув дверцу «Мини-Купера», Устинович-младший рухнул на переднее пассажирское сиденье и торжествующе проговорил:

–Агата, поздравляю! Миносян возвращается в список подозреваемых! Ты не поверишь, но он тоже не родной ребёнок, а усыновлённый. Так что его матерью очень даже запросто может быть Эмма Глаголева. Теперь твоя задача – выяснить, как звали настоящих родителей Гарика Миносяна. Но знаешь, что симптоматично? Лиза Исаева ни слова не возразила Миносяну, когда он обвинил её в убийстве профессора. Может, ты права, и именно Лиза убила декана?

–Не могу сказать, что ты меня обрадовал, – честно призналась я, – но всё равно ты, Борька, молодец. Я тебе очень благодарна. Давай отвезу тебя домой.

–И это всё? – разочарованно протянул приятель, капризно вытягивая губы.

–На сегодня – да, – я решительно пресекла попытку поцелуя и повернула ключ в замке зажигания.

После условной победы Бориса ехать домой не хотелось, поэтому я отправилась на дачу. На даче был дед, который мог этим же вечером по своим каналам узнать, кого родила в ИТК номер тринадцать Глаголева Эмма Васильевна. Я была уверена, что дед найдёт ходы и, несмотря на поздний вечер и пренебрежение его советами, я получу нужную информацию в течение пары часов. Письма, вернувшиеся нераспечатанными из женской колонии, не давали мне покоя. Значит, Черненко всё-таки раскаялся и даже посылал Эмме деньги, но гордая девушка отказывалась брать подачки от насильника.

На даче играли в преферанс. В гостиной за столом сидели четыре сосредоточенных мужчины и изучали зажатые в руках карты. Один из них был дед, трое других – соседи, которых я знала с детских лет. Бабушка, с комфортом устроившись в кресле, раскладывала на ломберном столике мудрёный пасьянс. Я загадала: если выиграет Олег Васильевич, я попрошу деда помочь. Если дядя Серёжа – не буду никого ни о чём просить. Смирюсь с судьбой и стану ждать завтрашнего утра, когда, быть может, придёт из колонии ответ на официальный запрос. А может, и не придёт. Или не завтра. В общем, как фишка ляжет. А если победу одержит Вагиз – я вслух порассуждаю о трудностях адвокатской судьбы, а там уж как получится. Дед был не в счёт, он выигрывал почти всегда, поэтому на него я загадывать не стала. В этот раз деду не повезло – выиграл Вагиз, и я принялась жаловаться на жизнь.