Странник положил руку ему на лоб и пальцами коснулся его губ.

Дьюни медленно сел, озираясь вокруг. Вскоре он заговорил, силы и чувство голода начали возвращаться к нему. Ему дали немного попить и что-то съесть. Затем он снова лег, не сводя со странника темных задумчивых глаз.

Кузнец сказал незнакомцу:

— Сразу видно, ты не простой человек.

— И этот мальчик будет не простым человеком, — ответил лекарь. — История о его подвиге и трюке с туманом дошла до Ре-Альби, где я живу. Я пришел сюда дать ему имя, если, как мне говорили, он еще не прошел Посвящение.

Ведьма шепнула кузнецу:

— Брат, мне кажется, это Огион, маг из Ре-Альби. Тот, что укротил землетрясение.

Однако медника ничуть не смутило громкое имя.

— Моему сыну тринадцать лет исполнится в этом месяце, — сказал он, — но Посвящение его мы бы хотели отложить до Праздника Солнцеворота.

— Надо дать ему имя как можно скорее, — ответил маг. — Ему очень не хватает имени. «У меня много других дел, но я сюда вернусь в день, который ты назначишь. И если ты не будешь против, я возьму его с собой, когда приду сюда в следующий раз. А если он окажется смышленым, я определю его к себе в ученики или позабочусь о том, чтобы он получил образование, соответствующее его дару. Опасно держать в неведении ум прирожденного мага.

Огион говорил мягко, но в то же время настолько убедительно, что даже твердолобый кузнец согласился на его предложение.

Когда Дьюни исполнилось тринадцать лет, Огион, проделав долгий путь через гору Гонт, снова пришел в деревню, после чего состоялась церемония Посвящения. Это был день, уже тронутый великолепием ранней осени, хотя на деревьях все еще сохранялась ярко-зеленая листва. Ведьма взяла у мальчика имя, которым в младенчестве нарекла его мать. Лишенный имени, обнаженный, он ступил в холодный источник реки Ар, там, где он течет среди скал под высокими утесами. Когда он вошел в ручей, водянистые облака закрыли солнечный лик и их огромные тени скользнули по воде и смешались с ней. Он шел в ледяной воде, стуча зубами от холода, но, как и положено, держался прямо и ни разу не убыстрил шага. На берегу его ждал Огион. Когда юноша вышел на берег, маг сжал его локоть и тихо назвал настоящее его имя — Гед.

Так он получил свое подлинное имя от одного из мудрейших знатоков магического искусства.

Праздник был в разгаре, и деревня вовсю веселилась — еды было вволю, пива хоть залейся. Был тут и бард из Северной Долины, который пел «Деяния Повелителей Драконов».

— Пойдем, сынок, — сказал тихим голосом маг. — Попрощайся со всеми, пусть они себе пируют дальше.

Гед собрал и принес все свое имущество — бронзовый нож, специально выкованный для него отцом, кожаную куртку, которую вдова дубильщика перекроила по его мерке, и ольховый посох, заколдованный теткой. Это все, что у него было, не считая рубахи и штанов. Он простился со всеми односельчанами и в последний раз окинул взглядом хижины, беспорядочно разбросанные у подножия высоких утесов, над источником, питаемым водами реки, а затем двинулся в путь со своим новым учителем по крутым лесистым склонам гор, сквозь листву и тени красочной осени.

Гед думал, что ему, как ученику мага, сразу же откроются все тайны волшебства. Он был уверен, что мгновенно начнет понимать, о чем говорят звери и о чем шепчутся листья в лесу, что ветер стихнет, стоит только произнести магическое слово, и что в любую минуту он обернется кем ему захочется. Он надеялся, что они с учителем, превратившись в оленей, помчатся через горы или на орлиных крыльях перелетят в Ре-Альби, но в действительности все оказалось не так. Сначала они долго спускались в Долину, а потом стали обходить гору, двигаясь на юг, затем на запад. Им давали приют в маленьких деревушках, а иногда они ночевали под открытым небом, как странствующие колдуны, или медники, или просто нищие. Врата таинственного царства так и не отворились. Все было как обычно. А дубовый посох мага, на который Гед поначалу посматривал со страхом и благоговением, оказался простой толстой палкой, помогающей Огиону ходить по горам.

Прошли три дня, за ними еще четыре, а Гед так и не услышал от Огиона ни одного волшебного слова — он ничему не научил его: ни именам, ни рунам, ни магическим заклинаниям.

Огион, человек крайне молчаливый, всегда так мягко и спокойно разговаривал с Гедом, что тот вскоре перестал робеть и через несколько дней осмелел настолько, что решился задать вопрос:

— Учитель, когда начнется мое учение?

— Оно уже началось, — ответил Огион.

Наступила пауза — Гед досадовал, что так и не спросил того, что собирался. Наконец он осмелился:

— Но я ведь еще ничему не научился.

— Ты просто не понял, чему я учу, — сказал маг, продолжая идти своим размеренным шагом по тропе на высоком перевале между Оварком и Уиссом. Огион был темнокожим, как большинство местных жителей, лицо его было цвета темной бронзы. Седой, тощий, голенастый и жилистый, как пес, он не знал усталости. Говорил он мало, ел тоже мало и спал немного. У него был острый слух и острое зрение и привычка все время к чему-то прислушиваться.

Гед ничего ему не ответил — не так-то легко сразу не растеряться и ответить магу.

— Тебе хочется заниматься волшебством, — вдруг сказал Огион, не сбавляя шагу. — Ты испил уже довольно много водицы из этого колодца. Подожди немного. Зрелость — это терпение. А мастерство — девятикратное терпение. Скажи, что за трава растет там у дороги?

— Бессмертник.

— А вот эта?

— Не знаю.

— Это четырех листник.

Огион остановился и медным наконечником посоха указал на неприметную сорную травку. Гед внимательно посмотрел на растение и, нагнувшись, оторвал от него сухую семенную коробочку, а поскольку Огион замолк, спросил его: