Учитель, а какая от него польза?

— Никакой, насколько я знаю.

Гед еще некоторое время нес сухую коробочку в руке, потом выбросил.

Когда ты будешь представлять, как выглядит это растение во все времена года, какие у него корни, листья, семена, как пахнут его цветы, только тогда, уяснив его естество, ты сможешь узнать его настоящее название. Это гораздо важнее, чем его польза. Ну, а что, скажи, за польза от тебя? Или от меня? А какая польза от горы Гонт? Или, например, от Открытого Моря?

Они прошли еще с полмили, и Огион сказал:

— Чтобы научиться слушать, надо научиться молчать.

Гед помрачнел. Ему было досадно, что он выставил себя глупцом перед Огионом, но он ничем не выдал своей досады и раздражения и решил, что послушанием скорее заставит мага чему-нибудь его научить. Он жаждал учиться, и ему не терпелось как можно скорее овладеть магическим искусством. Иногда он думал, что толку было бы больше, если бы он путешествовал с каким-нибудь собирателем трав или деревенским колдуном. Когда они обходили гору, двигаясь на запад к уединенным лесам мимо Уисса, он все чаще задавал себе вопрос, так ли уж велик знаменитый маг Огион и так ли уж хороша его магия, ибо, когда пошел дождь, Огион ничего не сделал, чтобы отвести грозу, а ведь это под силу любому заклинателю погоды. На земле, где полно колдунов, как, например, на Гонте или Энладах, часто можно видеть, как дождевое облако медленно относит из стороны в сторону или же с одного места на другое, когда волшебники перекидывают его, как мячик, и в конце концов выталкивают в море, где оно может спокойно пролиться дождем. Огион никогда не мешал дождю лить, где ему вздумается. И на этот раз он отыскал густую ель и улегся под ней. Гед, насквозь промокший, сидел, скрючившись, и мрачно думал о том, стоит ли владеть силой, если твоя мудрость не разрешает ею воспользоваться. Будь он учеником старого прорицателя погоды из Долины, он хотя бы спал в тепле. Вслух он ничего не сказал, ни словом не выразил своего недовольства. Учитель улыбнулся ему и крепко заснул под дождем.

Незадолго до Солнцеворота, когда в горах начались первые снегопады, они наконец добрались до Ре-Альби, где жил Огион. Город этот стоит на крутом скалистом обрыве Оверфель, что в переводе означает «Соколиное гнездо». Отсюда ясно видна глубокая гавань внизу, башни Гонтского Порта и суда, выходящие и входящие в ворота залива между Грозными Утесами, а еще дальше на западе можно различить синие горы Оранеи, самого восточного из Внутренних Островов.

Бревенчатый дом мага, просторный, крепко сработанный, с печью и дымоходом вместо ямы в полу, был, тем не менее, похож на хижины в деревне Ольшанники — всего одна комната с пристроенным к ней загоном для коз. В западной стене комнаты было нечто вроде алькова — там спал Гед. Над его ложем было окно, выходящее на море. Однако большую часть времени окно приходилось закрывать ставнями от сильных северных и западных ветров, которые дули всю зиму. В теплом полумраке этого дома Гед прожил все холодные месяцы, слушая, как хлещет дождь и воет ветер или падает снег. Он учился читать и рисовать Шестьсот Хардских Рун и, надо отдать ему должное, делал это охотно, так как без знания рун никакая зубрежка магии и заклинаний не даст истинного мастерства. И хотя в хардском наречии Архипелага магического смысла не больше, чем в любом другом языке, корнями он уходит в Древний Язык, в котором предметы назывались их истинными именами. Если вы хотите понять этот язык, надо начинать с рун, которые были написаны еще в то время, когда острова всего мира впервые поднялись из моря.

Но никакого чуда, никакого волшебства так и не произошло. Вся зима — это постоянное перелистывание тяжелых страниц книги рун, сплошной дождь и снег. Обычно Огион входил, стряхивая снег с сапог после скитаний по обледенелым лесам или возни с козами, и молча садился у огня. Это бесконечное вслушивание в тишину заполняло все пространство и всю душу Геда — иногда ему казалось, что он не помнит, как звучат слова. И когда Огион наконец что-то произносил, у Геда возникало ощущение, что учитель в этот момент впервые изобрел речь. Однако в словах, которые он произносил, не было ничего значительного, обычно они касались таких простых вещей, как хлеб, вода, погода, сон.

Когда же пришла весна, яркая и стремительная, Огион стал часто посылать Геда за луговыми травами в горы над Ре-Альби, ничем не ограничивая его свободы: мальчик мог странствовать с утра до ночи по лесам и мокрым, залитым солнцем зеленым полям над источниками, наполненными весенней дождевой водой. Он каждый раз с радостью отправлялся в путешествие и нередко возвращался поздним вечером. Но где бы он ни бродил, отовсюду он приносил травы. В поисках трав он лазал по горным кручам, переходил быстрые реки, обшаривал лужайки, знакомые и незнакомые тропы. Как-то раз он пришел на поляну меледу двумя ручьями, где росло множество цветов, известных под названием светлянки. Цветы эти довольно редкие и очень ценятся врачевателями. Поэтому на следующий день он пришел туда снова и обнаружил, что кто-то опередил его. На поляне он увидел девочку, которую встречал раньше и знал, что она дочь Правителя Ре-Альби. Он никогда бы не решился заговорить с ней, но девочка сама подошла к нему и приветливо поздоровалась.

— Я знаю тебя, ты Ястреб, ученик нашего мага. Расскажи мне что-нибудь про колдовство.

Он смотрел на белые цветы, цепляющиеся за подол ее белой юбки, и, быть может, впервые в жизни смутился — он стоял с сумрачным видом и не мог выдавить из себя ни слова. Девочка, напротив, продолжала болтать, притом так уверенно, свободно и доброжелательно, что он постепенно поборол робость. Девочка была довольно высокая, примерно его возраста, с болезненным бледным лицом, почти совсем светлокожая. В деревне говорили, что ее мать родом то ли с Осскила, то ли еще с какого-то далекого острова. Длинные черные волосы, совершенно прямые, ливнем падали ей на спину. Геду она показалась очень уродливой, но чем дольше они разговаривали, тем сильнее росло в нем желание угодить ей, завоевать ее одобрение. Она заставила его рассказать ей, как он наколдовал туман и победил каргских воинов. Она слушала, как ему казалось, с интересом и даже с восхищением, но не произнесла ни единой похвалы и перевела разговор.

— А ты можешь приманивать птиц и зверей? — спросила она.

— Могу.

Он знал, что в скалах над лугом есть гнездо сокола. Он кликнул его, назвав имя. Сокол прилетел, но не сел ему на руку — ему явно мешало присутствие девочки. Он кричал и бил воздух широкими крыльями, а затем взмыл навстречу ветру.

— Как называется колдовство, которое заставляет соколов прилетать?

— Приворотный клич.

— А ты можешь вызвать дух мертвеца?

Услышав вопрос, Гед решил, что девочка смеется над ним из-за того, что сокол не сразу прилетел на его зов. Вот уж этого он допустить не мог…

— Могу, если захочу, — ответил он сухо.

— Наверное, вызвать дух не столько трудно, сколько опасно?

— Трудно? Пожалуй, что да. Но при чем тут опасность? — Он с недоумением пожал плечами.

На этот раз у него не было сомнений — девочка посмотрела на него с явным восхищением.

— А ты можешь приворожить любовь?

— Это не искусство.

— Да, я знаю. Это умеет любая деревенская колдунья. А можешь кем-нибудь оборотиться? Изменить свой облик, как, говорят, делают волшебники?