И снова у него закралось подозрение — не смеется ли она над ним. На всякий случай он сказал:

— Мог бы, если б захотел.

Она тут же стала уговаривать Геда показать ей фокус и превратиться в быка или ястреба, или хотя бы в огонь, или дерево, словом, сделать так, как ему проще.

Чтобы избавиться от ее приставаний, он тихонько произнес короткое заклинание, как это делал учитель.

Гед не знал, что сказать ей, если она будет очень донимать его, тем более что он не до конца понимал, верит ли он в собственные силы или только хвастается.

Пробормотав что-то невнятное насчет того, что дома его ждет маг, он ушел, а на следующий день не явился вовсе.

Еще через день он отправился на поляну, убеждая себя, что должен собрать побольше цветов, пока не кончилось их цветение. Девочка была там, и они вместе бродили босиком по топкому лугу и рвали крепкие белые головки цветов. Она опять завела разговор о колдовстве и слушала его с широко раскрытыми глазами. Он не утерпел и снова расхвастался. Потом она, как и в прошлый раз, стала его упрашивать показать фокус с перевоплощением. И когда он, проговорив заклинание, не поддался ее уговорам, она пристально поглядела на него и, откинув с лица волосы, спросила:

— Ты что, боишься?

— Нет, не боюсь.

Она улыбнулась чуть презрительно.

— А может, ты еще не дорос?

Это было слишком! Он ничего не ответил, но про себя решил, что докажет ей, на что способен. Он предложил ей, если она захочет, прийти на поляну на следующий день, затем попрощался и ушел. Он направился домой и, воспользовавшись тем, что учителя нет, подошел к полке и снял с нее два тома Книги Познаний, которые в его присутствии Огион ни разу не раскрывал.

Ему хотелось найти что-нибудь о Магии Самотранс-формации, но он еще не умел бегло читать руны и поэтому мало что понимал из написанного. Книги были очень древние. Огион получил их от своего учителя Гелета Прозорливого, а тот — от своего, мага Перрега-ля, и так далее, до самой глубокой мифической древности. Руны были непривычно мелкие. Бесконечные исправления, вписанные в середину значков, — все это явно было сделано не одной рукой. Люди, которые вложили в этот труд так много страданий, давно уже превратились в прах. Но кое-что Геду все же удалось разобрать. В ушах его звучал насмешливый голос девочки и ее вопросы, и поэтому он остановился на странице, где речь шла, насколько он мог понять, о заклинании духа мертвых.

Он пытался разгадать смысл рун и символов, а в душе рос страх. Глаза его были как бы прикованы к тексту, и пока он не прочел заклинание до конца, он не мог оторвать их от страницы.

Когда он наконец поднял голову, то увидел, что в комнате темно и что он читал вообще без света. Теперь, когда он снова взглянул на страницу, он уже не мог ничего на ней разглядеть. Страх, однако, продолжал расти, внутри все заледенело от ужаса. Бросив взгляд через плечо, он заметил, как возле закрытой двери крадется что-то темное — бесформенный сгусток тени, чернее самой черноты. Ему показалось, что она тянется к нему и что-то шепчет, но слов он разобрать не мог.

Дверь распахнулась, и в комнату вошел высокий человек, окруженный ярким сиянием. Он что-то громко и резко сказал — тьма неожиданно рассеялась и шепот прекратился.

Ужас тоже ушел, но Гед все равно был полон страха, так как в дверях, с дубовым посохом в руке, стоял маг Огион.

Ни слова не сказав, он прошел мимо Геда, зажег лампу и поставил на место книги. Затем он повернулся к мальчику со словами:

— Всякий раз, произнося это заклинание, ты рискуешь жизнью и дарованными тебе способностями. Скажи, ты рылся в книгах для того, чтобы найти его?

— Нет, Учитель, — тихо ответил Гед, покраснев от стыда.

Он рассказал Огиону, что он искал в книгах и для чего.

— Ты, наверное, забыл, я говорил тебе, что мать этой девочки, жена Властелина нашего острова, колдунья.

Огион и вправду как-то раз вскользь об этом упомянул, но тогда Гед не обратил внимания на его слова, хотя хорошо знал, что Огион никогда не бросает слов на ветер.

— Сама девочка тоже наполовину ведьма. Вполне возможно, что мать послала ее вести с тобой эти разговоры. И не исключено, что именно она открыла книгу на странице, которую Ты прочел. Мы с ней служим разным силам. Я не знаю, каковы ее помыслы, но уверен, что она желает мне только зла. Послушай, Гед, тебе никогда не приходило в голову, какая опасность может угрожать твоему дару? Это подобно тому, как Тень подстерегает свет. Волшебство — это не игры, в которые играют удовольствия или награды ради. Поразмысли об этом. Любое слово, любой поступок в нашем ремесле говорится и делается либо с добрыми, либо с дурными намерениями. И прежде чем что-то сказать или совершить, ты должен знать цену, которую тебе придется заплатить.

Движимый раскаянием, Гед воскликнул:

— Но откуда я мог об этом знать, если ты ничему меня не учишь? С тех пор как я живу тут у тебя, я еще ничего не сделал, ничего не видел…

— Нет, кое-что ты уже видел, — сказал маг. — У двери в темноте, когда я вошел…

Гед молчал.

Огион встал на колени и разжег очаг, так как в доме было холодно. Не поднимаясь с колен, он тихо сказал:

— Гед, мой юный сокол, ты ничем не связан, тебя никто не принуждает служить мне. Не ты ведь пришел ко мне, а я к тебе. Ты еще слишком молод, и тебе трудно сделать выбор, но я не могу сделать его за тебя. Если хочешь, я пошлю тебя на Остров Рок, где учат всем высоким наукам, а способности твои велики. Надеюсь, их у тебя больше, чем тщеславия. Я бы с радостью оставил тебя здесь, ибо у меня есть то, чего тебе не хватает. Но я не собираюсь удерживать тебя против твоей воли. Ты сам должен выбрать между Ре-Альби и Роком.

Гед онемел от неожиданности, и сердце его пришло в смятение. Он полюбил этого человека, который исцелил его одним прикосновением руки и который не носил в душе зла. Но о своей любви к нему Гед сам до этой минуты не знал. Он поглядел на стоящий в углу возле очага дубовый посох, который испепелил зло, пришедшее из тьмы, и ему захотелось остаться здесь с Огионом, бродить с ним по лесам и учиться быть молчаливым. Но в нем бушевали и другие желания, которые не так-то легко было смирить, — мечты о славе, жажда активных действий.