— И я не думаю. Мне кажется, что, когда я перестал бегать от нее и начал наступать, моя воля, направленная на Тень, определила ее форму и облик, хотя, как ни странно, именно это помешало ей отнять у меня магическую силу. Все мои действия эхом отзываются в ней. Это существо неотъемлемо от меня.

— В Осскиле она назвала твое имя и лишила тебя возможности использовать против нее волшебство. Так почему же она не сделала этого на Пясти?

— Не знаю. Быть может, минуты моей слабости дают ей силу говорить. Она разговаривает моим языком. А иначе как бы она узнала мое имя? Я ломал над этим, голову с тех пор, как уехал из Гонта, но ответа так и не нашел. Может быть, она вообще не умеет разговаривать, когда она в моем обличье, или она вообще не имеет формы. Она может говорить, только заимствуя язык, как гебет. Право, не знаю, что и думать.

— Значит, ты должен остерегаться встречи с ней, когда она второй раз попадется тебе в виде гебета.

— Уверен, теперь она не посмеет. — Гед вытянул руки над догорающими углями, чтобы согреться, так как вдруг почувствовал озноб. — Она теперь как бы связана со мной одной веревочкой. И уже не может освободиться от меня для того, чтобы схватить кого-то другого, лишить его воли и жизни, как Скйорха. Теперь ей нужен только я. Если я снова дам слабину и попытаюсь уклониться от встречи и тем самым нарушу связь, она завладеет мной. И все же, когда я изо всех сил старался удержать ее, она превратилась в туман и ушла от меня… И так будет еще не раз, но при этом она не может совсем уйти, я все равно найду ее. Я связан с гнусной, жестокой тварью, и эта связь будет длиться вечно, если я не узнаю заветное слово, которое заставит ее подчиниться мне, не узнаю ее имени.

Подумав немного, Вик спросил:

— А есть ли вообще имена в темном царстве?

— Геншер, Верховный Маг, сказал, что нет. А мой учитель Огион считает иначе.

— «Споры магов конца не имеют», — процитировал Вик и грустно усмехнулся.

— Та, что служила Старым Силам на Осскиле, клялась, что Камень назовет мне имя Тени, но я не придал значения ее словам. Есть еще дракон — чтобы избавиться от меня, он предлагал выдать мне имя даром. Я тогда подумал, что там, где маги затевают споры, драконы могут оказаться мудрыми.

— Мудрыми, но недобрыми. А что это еще за дракон? Ты мне не рассказывал о том, что беседовал с драконом после того, как мы расстались.

Они еще долго говорили в эту ночь, постоянно возвращаясь к тому, что ждет Геда впереди. Но их переполняла радость встречи, так как их дружба была крепкой и надежной и поколебать ее не могли ни время, ни обстоятельства. Утром Гед проснулся под крышей друга, и, пока он лежал, отходя от сна, на душе у него было хорошо и спокойно, будто он наконец попал туда, где был огражден от зла и опасности. И воспоминание об этих мирных утренних грезах наяву не оставляло его весь день — он воспринял это не только как добрый знак, но как подарок. И ему казалось, что, покидая этот дом, он покидал последнюю тихую пристань, и, пока длился краткий сон, он был счастлив.

У Вика еще оставались дела, которые надо было закончить до его отъезда с Иффиша, и поэтому он ушел в деревни на острове вместе с парнем, который был у него в обучении. Гед остался с Арникой и ее братом Пингвином, он был на несколько лет старше Арники и почти ровесник Геда. Он выглядел совсем мальчишкой, и, очевидно, у него не было дара или, лучше сказать, наказания в виде магических способностей, и он никогда не плавал дальше Иффиша, Тока и Холма. Жизнь его была легкой и лишенной треволнений. Гед смотрел на него с изумлением и даже с завистью, а Пингвин, в свою очередь, с тем же чувством смотрел на Геда. Геду казалось странным, что человек, столь на него непохожий, которому, как и ему, девятнадцать лет, может быть таким беспечным. Он любовался красивым, веселым юношей, ощущая себя при этом каким-то долговязым сухарем, и не догадывался, что Пингвин завидует даже шрамам у него на лице, принимая их за следы драконьих когтей, а значит, за знаки и приметы героя.

Молодые люди поначалу несколько робели, встречаясь друг с другом, зато Арника, будучи хозяйкой в доме, вскоре преодолела сковывающий ее почтительный страх перед Гедом. Он был очень внимателен к ней, и она засыпала его вопросами, так как Вик, по ее словам, никогда ничего ей не рассказывал. Два дня не покладая рук она пекла пшеничные лепешки для путешественников, упаковывала сухую рыбу, мясо и прочий провиант им в дорогу. Наконец Гед взмолился и упросил ее остановиться, сказав, что они не собираются плыть до Селидора без стоянки.

— А где Селидор?

— Очень далеко, в Западном Пределе. Там драконы такое же обычное явление, как мыши.

— Тогда, наверное, лучше всего тебе остаться на Востоке, все-таки у нас драконы размером с мышь. Вот мясо. Ты уверен, что этого хватит? Растолкуй мне, Ястреб, почему ты и мой брат, такие могущественные волшебники, которым стоит только махнуть рукой и что-то пробормотать, как все готово, почему вы испытываете голод? Когда приходит время ужина в море, почему бы вам не сказать: «Пирог с мясом» — и тогда же появится мясной пирог и вы его съедите?

— Мы, конечно, можем это сделать. Но нам не больно хочется есть, как говорится, собственные слова. «Пирог с мясом» всего лишь слово… Мы можем сделать его ароматным, аппетитным и даже сытным, но он так и останется словом. Оно обманет желудок и не прибавит сил голодному человеку.

— Значит, волшебники не повара, — сказал Пингвин. Он сидел напротив Геда у кухонной плиты и инкрустировал крышку для шкатулки из каких-то дорогих пород дерева. По профессии он был резчик по дереву, но, судя по всему, не слишком утруждал себя работой.