Алена подумала.

– Я понимаю, о чем вы.

– Как ты считаешь, то, что в тебе изменилось -- это действительно необычно?

– Не знаю. Да... может быть. Или нет.

– А что изменилось в тебе?

– Вы же знаете, - сказала Алена, - мама же рассказала.

– Но мне бы хотелось узнать, как ты на это смотришь...

– Не знаю. Дело в том, что...
– девочка замолчала, и во взгляде ее возникла беспомощность, - понимаете, я не помню. Ерунда какая-то. Я не могу объяснить. У меня что-то случилось с памятью, - выговорила она с трудом.

– Что именно? И когда это началось?

Видно было, что говорить ей трудно.

– Это... когда я голову разбила... ну мы полезли на чердак. И потом, когда я пришла в себя в больнице, мне сказали, что я еще говорила... была в сознании. А я ничего не помню! Вот только помню, как упала, и все.

– Это бывает. Это такой симптом бывает при сотрясении мозга. А то, что было до травмы -- ты все помнишь?

– Да. Я помню. Как в лагерь приехали. Как я раньше ходила в школу.

– Бывает ведь, что человек после травмы все забывает. Даже как его зовут.

– Да, я знаю. Я помню, но... как-то странно. Как будто это было не со мной, понимаете?

– Нет, не очень. Это как?

– Ну вот как будто... Вот я помню, как мы катались с горки с девчонками. Но не могу понять, что в этом было такого... здоровского. Я помню, что играла в куклы. И тоже не знаю -- зачем. Помню, что мы полезли на чердак, и сейчас не понимаю тоже -- зачем.

Психолог подумал.

– То есть ты считаешь, что это связано с травмой?

– Да, - уверенно ответила девочка.

– Изменилось твое отношение к происходящему... Твои чувства в отношении многих вещей. Тебе кажется, что изменилась сама твоя личность.

– Да.

– А ты говорила маме о том, что это связано с травмой?

– Нет, - Алена покачала головой, - но ведь она и не спрашивала! Это так странно. Мне кажется, что она... она рассматривает меня как неодушевленный объект.

Психолог хмыкнул, но тут же лицо его приняло профессиональное выражение.

– А почему тебе так кажется?

– Потому что она не говорит со мной прямо о том, что ее волнует. И когда я пытаюсь с ней поговорить об этом, она старается меня успокоить... Понимаете, она относится ко мне так, как будто мне... ну года два. И я только лепечу какие-то глупости, а человеческого разума у меня нет, и всерьез воспринимать мои слова все равно невозможно.

Она подумала.

– И потом, я сама не уверена, что с травмой. Я не знаю. Может быть, и нет. Я не помню, как это началось. И когда. Просто я вдруг стала думать о жизни. Я вспоминаю это ощущение. Беспомощность какая-то. Я хочу вспомнить то, что было после того, как я упала, провалилась... и не могу. И вдруг думаю, что и до того... вся моя жизнь. Она как бы не моя. Это была не я. Я вела бы себя иначе. Это была... какая-то другая Алена, понимаете?

– Она была -- плохая или хорошая?

– Нет. Не плохая, не хорошая... другая. Это была такая девочка, маленькая, любила играть, придумывать что-нибудь, школу она ненавидела, домашние задания тоже... всех боялась, считала себя маленькой и слабой... не знаю, как объяснить.

– А ты какая? Другая?

– Да. Я другая. Я не знаю, хуже или лучше. Наверное, взрослее. Хотя нет. Я чувствую, что мне двенадцать лет, не больше.

– А что тебя отличает от той Алены?

Девочка подумала.

– Не знаю, трудно формулировать. Мышление вообще. То, что для меня важно -- и что было важно для нее.

– А что важно для тебя?
– спросил психолог.

– Да есть много важных вещей, - спокойно ответила девочка, - достаточно посмотреть вокруг. Даже трудно понять, что важнее. Многие люди страдают. Даже в нашей стране! У нас в классе есть мальчик, его мама пьет... он плохо учится, и вообще. И у нас в доме живет одна женщина, она тоже пьет, и у нее все плохо. Но вообще многие люди страдают внутри, им больно. Это видно. Даже учителя... они страдают, и от этого злятся и портят другим жизнь. А если не только нашу страну брать, то ведь вообще на Земле много всего плохого. Столько ядерного оружия! А если какой-то сбой в технике -- вся Земля может быть уничтожена. Все живое. Это же ужас! Люди во многих странах голодают. У нас хотя бы все сыты, живут в домах, имеют работу. А в других странах умирают от голода. Даже дети. Много болезней, люди от них умирают, а ведь могли бы еще жить. Я даже не знаю, что важнее -- может быть, заниматься медициной, чтобы изобрести способы лечения, например, рака? Или важнее социальная сторона, изменения общества? Мне еще надо это понять. Но в любом случае, много вещей, которые волнуют. Надо этим как-то заниматься.

– Это все правильно, - терпеливо сказал психолог, - но что интересно лично тебе? Почему тебе стало интересно учиться, а раньше было -- нет?

– Ну вот раньше я обо всем этом как-то не думала. Наверное, была маленькая, что ли. А сейчас ... да вот это и интересно. Все, что происходит на земле. Я не понимаю даже, как можно об этом не думать. Я все время думаю и помню. Поэтому надо учиться. А что я еще сейчас могу делать? Мне двенадцать лет, я еще ничего не знаю и не умею. Конечно, что-то, рядом с собой, вокруг себя, сделать можно всегда. Но надо ведь думать о том, что я буду делать в жизни. Поэтому важно учиться, готовиться. Разве не так?