Топоров Владимир Николаевич
Шрифт:
Весь этот эпизод разрешился эффектно. Обязан ли этот эффект перу Епифания или уже сложившемуся раньше меморату, не столь важно. Но за этим эффектом стоит, как тень, то, что, по сути дела, его снижает, если даже не снимает вообще: поселянин удостоверился, что его собеседником был Сергий только тогда, когда он увидел его в том внешнем апофеозе, в котором он и представлял его себе до этого.
А случилось следующее. Пока не узнанный поселянином Сергий беседовал с ним, к монастырю прибыл некий князь съ многою гръдостию и славою, и плъку велику быти округъ его, боляром же и слугам, и отроком его. Шедшие впереди княжеские телохранители и подвойские поселянина оного яша за плеща его рукама своима и далече негде отринуша его от лица княжа и Сергиева. Князь поклонился Сергию до земли, и тот благословил его. Они поцеловались и сели вдвоем, а все продолжали стоять. Только поселянин бегал вокруг (рискаше, обиходя), стремясь посмотреть на того, кем он еще совсем недавно небрежаше и гнушашеся, но не находил удобного для себя места. Тогда он обратился к одному из стоящих с вопросом, кто тот монах, что сидит справа от князя. «Убо пришлець ли еси семо? Неси ли слышалъ преподобнаго отца Сергиа? Глаголяй съ княземь той есть», — ответили ему. Он же слышав, зазираше в себе вкупе и трепеща.
Когда князь покинул монастырь, устыженный крестьянин просил братию молиться за него, кланялся до земли Сергию и еще просил простить его за его прегрешения и нечестия и помочь ему в его неверии. Последними словами его были: Ныне познах поистине о тебе, отче; яко же слышахом, тако и видехом. Сергий простил земледельца, благословил его и побеседовал с ним душепитательными, утешителъными словесы и отпустил его домой. Эта встреча была для этого поздно прозревшего человека решающей: отныне он имел великую веру в Святую Троицу и в Сергия. Открыть истину и начать жить по ней никогда не поздно. Через несколько лет он пришел к Сергию в монастырь, постригся в монахи и жил несколько лет в покаянии, пока не отошел к Богу.
Во всем этом не было никакого чуда. Был Сергий и была встреча с ним. Но были и чудеса, творимые о Сергии, точнее, которые творит Богъ угодником своим.
Одно из таких чудес было явлено, когда братия умножилась и обнаружился недостаток воды. Вблизи от обители, как сообщает Епифаний, воды вообще не было [314] , и приносить ее приходилось издалека; пока Сергий был один, с этим неудобством можно было мириться. Когда положение изменилось, доставка воды стала трудным делом, и это вызывало недовольство. Некоторые из иноков возроптали на Сергия и многократно упрекали его — «Въскую […] не разсужаа, селъ еси на сем месте обитель здати, воде не близ сущи?» — «Аз убо единъ на сем месте хотех безмлъствовати, — отвечал Сергий, — Богъ же въсхоте толику обитель въздвигнути, прославляти святому его имени». Единственный совет братии был: Дръзайте убо въ молитве своей и не премагайте!, и он напомнил, что Бог даже для непокорных евреев источил из камня воду.
314
Уже ранее была отмечена противоречивость сообщения Епифания в этом месте (см. Голубинский 1892, 92–94). На самом деле представлению о том, что Сергий выбрал для своего уединения, где позже возник монастырь, противоречит указание самого Епифания, согласно которому Сергий и Стефан придоста на едино место пустыни, въ чащах леса, имуща и воду, и именно тут соорудили хижину и келью. И далее сообщается, что, живя в одиночестве, Сергий брал воду из источника близ кельи и что, когда собралась братия, он носил воду из этого источника. Едва ли Епифаний забыл здесь о том, что писал ранее. Скорее, описывая ропот братии, Епифаний прибегает к сгущению красок, к эффекту некоей драматизации ситуации. Согласно Е. Е. Голубинскому, первоначальный источник со временем иссяк («закрылся»). Его местонахождение, видимо, надо искать под горой, к западу от теперешнего монастыря. Отождествление этого источника с Пятницким колодезем, неподалеку от позднейшей Пятницкой церкви, представляется «весьма мало вероятным» (в последних комментариях к «Житию», однако, возвращаются к версии Пятницкого колодезя, см. ПЛДР 1981, 576). Это место лежало в низине, весной и осенью превращающейся в болото, что затрудняло пользование источником значительную часть года; кроме того, этот источник находится «весьма далеко» от монастыря. По Голубинскому, первоначальный источник, которым пользовался Сергий, скорее можно видеть в колодезе, находящемся за южной стеной монастыря, в Пафнутьевом саду, между архиерейскими покоями и Луковой башней (превращение естественного источника в искусственный колодезь — более или менее обычная практика). В некоторых списках «Жития» в переработке Пахомия говорится о том, что Сергий будто бы извел не источник, а создал чудесно речку Кончуру, что относят, естественно, к «смело–неудачному домыслу» (А. В. Горский). — Предполагают также, что был и еще один источник, из которого одно время монахи должны были брать воду — под горой в овраге к северу; там еще в XVII в. существовало несколько источников, а во второй половине XIX в. в этом же овраге был обнаружен «весьма обильный источник» (Голубинский 1892, 94).
Монахи разошлись по кельям, а Сергий, взяв с собой одного брата, вышел из монастыря и углубился в лесную глушь. Проточной воды нигде не было, только в одной канаве было немного дождевой воды. Преклонив колени, преподобный начал молиться [315] . Когда молитва была произнесена и Сергий указал место, внезапно пробился источник, который и доныне всеми видим есть, от него же почерпают на всяку потребу монастырьскую. Так это доныне отсылает к временам моисеевым и соединяет историю святости на Руси со священной историей евреев. Символика пробившегося источника и воды, из него изливающейся, отсылает к идее божественной благодати, в данном случае даруемой месту сему и христианскому люду Руси, и самому Сергию.
315
В «Житии» приводится и текст молитвы Сергия. Точным воспроизведением ее этот текст, конечно, быть не может, но, видимо, можно поручиться, что сам тип молитвы по подобному поводу выдержан в общем верно:
Боже, Отче Господа нашего Исуса Христа, сътворивый небо и землю и вся видимаа и невидимаа, създавый человека от небытиа, и не хотяй смерти грешником, но живым быти! Темь молимся мы, и грешнии, и недостойнии раби Твои: услыши нас в сейчас и яви славу свою. Яко же в пустыни чудодействоваше Моисеом крепкаа ти десница, от камене твоимь повелениемь воду источи, тако же и зде яви силу твою. Ты бо еси небу и земли творець; даруй нам воду на месте сем! И да разумеют вси, яко послушаеши боящихся тебе и имени твоему славу въздающих, Отцу, и Сыну, и Святому Духу, и ныне, и присно, и в векы векомъ, аминь.
«Житие» Сергия отмечает, что от воды этого источника происходят многие исцеления одержимых различными недугами, если они приходят с верой. Те, кто живет в дальних местах, присылают своих людей за этой водой, которой потом кропят больных и которую пьют и получают исцеление. Не бо единъ или два, но много и неисчетенно бываетъ даже и до днесь. И оттоле источникь прозвася Сергиевым именованием до 10 или 15 лет. Сергий же, «разсудная глава», негодовал в связи с этим, говоря: «Яко да никогда же слышу от вас моимъ именем источникъ онъ зовущь. Не бо азъ дах воду сию, но Господь дарова нам недостойным». И именно поэтому и открытие источника там, где его не было, и целительные свойства его воды были чудом, в котором участвовали и рог и Сергий, и, вероятно, отчасти и тот, в ком была сильна вера.
И еще о двух чудесах вслед за этим сообщает «Житие» Сергия: первое — воскрешение отрока молитвами святого; второе — исцеление бесноватого вельможи.
В истории воскрешения отрока мотив великой веры в Сергия — из числа отмеченных. Некий благочестивый человек, живший в окрестностях монастыря и имевший такую веру, страдал оттого, что его малолетний ребенок был тяжело болен и ему грозила смерть. Отец, уповая на Сергия, понес сына в монастырь, надеясь на то, что если ему удастся донести сына до монастыря живым, он выздоровеет. Первая часть задачи была выполнена, но пока отец излагал свою просьбу Сергию, сын его изнемогъши и издъше. Увидев это, отец, всю надежю отложивъ, абие на плачь обратися:
«Увы! […] О, человече Божий! Аз верою и слезами въ безмерной neчали к тебе притекох, надеяся утешениа приати, ныне же вместо утешения множайшую печаль себе наведох. Унее ми бы, яко да в моемъ дому отроча мое умерло бы! Увы мне! Что сътворю? Что сего лютейшии и грешее!»
И пошел приготовить гроб, оставив тело умершего сына в келье.
Святый же умилися о человеце оном, преклонь колене, начатъ молитися о умръшем. И вънезаапу отроче оживе, и душа его възвратися, и начат подвизатися.
Когда отец вернулся со всем тем, что нужно для погребения, Сергий встретил его словами: «Въскую, человече, подвижешися, не добре расмотряа: отроча твое не умре, но живо есть».
Увидев, что сын его действительно жив, отец припал к ногам человека Божиа, благодарение ему въздавааше. Сергий же ему в ответ:
«Прелстился еси, о человече, и не веси, что глаголеши: отрочя бо твое, носящу ти его семо, на пути студению изнемогши, тебе мнится, яко умре. Ныне же в тепле келии съгреявся, мнит ти ся, яко оживе. Преже бо обьщаго воскресениа не мощно есть ожити никому же».