– Телефон – это безнадёга. А у Галайды нет?

Серафим встрепенулся.

– Слушай, точно! Должен быть!

– Или в учительской, – вспоминал Денис и тут же себя одёргивал: – Нет, фиг: в ней всегда кто-нибудь торчит. И в воспитательских тоже. А вахтёр и охраник внизу не дадут звякнуть.

– Они подневольные, чего ты от них ждёшь? – пожал плечами Серафим.

– Понимания, – фыркнул Лабутин, и Серафим невольно тоже фыркнул, вспомнив двух сменных вахтёров и двух охранников, разных по виду, одинаковых по содержанию: ворчливых и ответственных за охрану помещения.

Они перебрали имена учителей-предметников, воспитателей, но поняли, что всем им доверяться опасно.

– Вот непруха-невезуха, – вздохнул Денис. – Если б хоть до Интернета добраться, я б такие тексты в Сеть сбросил! Весь мир бы узнал… И вообще. У нас не интернат, а колония какая-то для несовершеннолетних зэков. Концлагерь. Ни в город выйти, ни звякнуть, ни повстречаться. В секцию какую – и то не пускают. Это чё, нормально считается? Эти все наши преподы и прочие взросляки-мочалы – сами преступники!

– Ну, тогда и их начальники тоже, – вздохнул Серафим.

– Чё это – тоже! – не согласился Лабутиин.

– А думаешь, они прям не в курсе, – печально сказал Серафим.

– Нет, конечно!

– Вот уж сказал! В курсе они, в курсе. Поди, и устав сами писали, и наказания придумывали. Только шито-крыто всё. И не ухватишь.

Кедринский говорил, будто взрослый. Денис слушал его с удивлением: нифига себе бублик! Да он даже дырку смыслом наполняет! И, главное, понятным. Единственное, что не понятно: делать-то теперь чего?!

– Может, записку через забор бросить на пробу, – предложил он. – На прогулке, например. Или закричать? Типа «спасите, нас тут убивают!»?

Кедринский в ответ досадливо повёл плечами

– Ой, да ты не слышишь, что ли? – воскликнул он. – Ну, бросишь, ну, крикнешь. Решат, что интернатовский дебил над прохожими куражится, на забор кидается. Ещё и просигналят той же Алле Викторовне. А она, хоть в доле, хоть не в доле, а дело замнёт по любому.

– Не замнёт. Не получится.

– Получится. Взрослых ты не знаешь, что ли?! Они так солгут, что не протаранишь, не пробьёшь, до правды не докопаешься.

Повисла длинная пауза. Потом Кедринский вздохнул и решился:

– Ладно. Дорога одна – к Михал Натанычу. Больше не к кому.

– Идём.

– Ты со мной?

Серафим вздёрнул брови. Денис набычился: ему не доверяют! Да ему в Counter Attack главную роль доверили в клане! Он там такое творил, такие чудеса храбрости показывал! А тут, подумаешь, к кладовщику в подвал спуститься! Фе!

– Я тебе не трус.

– Нос не задирай, – посоветовал Серафим.

– Кто задирает? – обиделся Денис.

Серафим двинулся из туалета в коридор, и Денис увязался за ним, пытаясь сохранить в себе храбрость. Вроде, чего бояться? А страшно. Наверное, потому, что это реальность, над которой ты не хозяйничаешь теперь. Противное чувство бессилия. Противное – для Enterа. Да и для Дениса тоже.

Галайда собрался уходить домой, когда к нему постучали.

– Закрываюсь! – крикнул он, но постучали снова.

Поварчивая, он открыл и впустил поздних посетителей.

– О! Дениска и Серафимка! – узнал он и обрадовался. – Живы, значит, опятки-ребятки!

– А вы что, слышали уже? – выпалил Денис.

– Слышал уже – чего? – улыбнулся Галайда.

– Как чего? Андрюшка Дубичев умер.

Галайда спал с лица и сел на стул.

– Что значит – умер? Когда? Он вчера… нет, позавчера ко мне приходил за носками. Что случилось? Несчастный случай, что ли?

– Какой там несчастный случай! – сказал Серафим.

– У него болезнь какая-то. Температура поднялась, а врача вовремя не вызвали, – заторопился досказать Денис.

Они долго молчали. Галайда сосредоточенно вытер ладонью стол, сметая то ли несуществующие крошки, то ли несуществующую пыль.

Денис открыл рот, чтобы задать свой главный вопрос, но Галайда его опередил.

– Ладно, вы идите в спальню, у вас ещё ужин, да?

– Да, – хором подтвердили мальчишки.

– Вот и славно. Покушаете, поучитесь…

– У нас вечером физра в зале, – уточнил Денис.

– Позанимайтесь и спите себе.

Ребята подождали продолжения, но не дождались. Денис просил:

– А вы?

– Я?

– Ну, да. Если ничего не сделать, нас же всех перекоцают!

– Не всех, – поправил Серафим и, когда Денис повернулся к нему, спокойно добавил: – Тех, у кого родители с мошной. Нам с тобой о чём беспокоиться? У нас родители бедные.