Компания помолчала, и в молчании её таился страх.

– Выздоровеет ещё, – нарочито бодро предсказал Гарюха. – Не всем же помирать. Богу вон помолится и выздоровеет.

– Точно! – обрадовался Денис и нагнулся к съёжившемуся на полу Серафиму. – Эй, слышь, Серафим? Ты там помолись про себя Богу твоему, чтоб всё прошло. Слышь? Хватит спать, а то помрёшь! Чё ты, для Рената, чё ль, органы готовить намереваешься? Давай уже молись!

Губы Серафима дрогнули в улыбке. Он чуть кивнул. Денис с удовлетворением оглянулся на ребят.

– Молится, – сообщил он, и Миша Букашечкин с надеждой спросил:

– Значит, не помрёт?

– Да нет, не помрёт! – обещал Лабутин, хотя в душе крепко всё же сомневался.

Колька Евлаш забарабанил ногой в дверь.

– Открывайте, падлы!

Серафим вздрогнул от крика, но глаз не открыл.

– Эй, кто-нибудь! Жрать несите, я голодный! И пить!

Мальчишки вспомнили, что, между прочим, не завтракали, а время уже к обеду.

– За такие дела нам и жрать не дадут, – кисло предрёк Щучик.

– Не имеют права! – авторитетно заявил Певунец. – Даже военнопленных кормят. И бандюг всяких. Разных, в общем, уголовников.

Все приуныли. И так вечно полуголодные, а теперь вовсе ни крошки хлеба, ни капельки воды. По очереди, без надежды, попинали дверь. Денис пинал последним. И вдруг на его стук послышался ответный и встревоженный голос кладовщика пролился на душу Дениса и иже с ним амброзией.

– Эй, кто там сидит и за что?

– Михал Натаныч!!! – взревел Денис, и мальчики подскочили к неприступной двери. – Это мы тут все, из двести двадцать девятой!!!

– Денис?!

– Ага! И Мишка Букашечкин, и Егор Бунимович, и Макс Певницкий, и Валька Щучьев, и Колька Евлаш, Сашка Рогачев и Сашка Лапа! Да все, в общем! А Серафиму совсем худо! Как Дубичеву было! Он помереть может! Ему «скорую» надо!

Ребята загалдели, рассказывая Галайде историю своего восстания и пленения. Галайда в криках через дверь ничего толком не разобрал и велел говорить одному. Гарюха уложился в несколько ясных коротких фраз. Галайда так же ясно и коротко пообещал:

– Ключа у меня нет. Пойду на бой. Держитесь, я скоро. Не найду ключа – взломаю и выпущу. Смотрите за Серафимом. «Скорую» сейчас вызову.

Надежда на освобождение вызвала у узников единый вздох облегчения. Как, однако, приятно, когда о тебе заботятся…

Они вновь уселись на грязный пол и пустились в пустой трёп, лишь бы не мучиться от неприятных воспоминаний и не менее противных ожиданий.

Вскоре появился Галайда.

– Эй, ребята! – крикнул он через дверь. – Сейчас вас откроют! «Скорая» едет!

– Милиция тоже? – уточнил Сашка Лапа.

– И милиция, и из управления образования, и из органов опеки, и областной омбудсмен… Феликс Иванович, взяли ключ?.. Да, спасибо.

– Тьфу, пропасть! Такой скандал уже не замять, – раздался недовольное ворчание Хмелюка. – Зачем ты в ментовку позвонил, Натаныч? Мы уже звонили.

– Так вы звонили о детском хулиганстве, – наивно объяснил Галайда, – а я о взрослом сообщал. Разные ж обстоятельства.

– Ну-ну. Дождёшься ты, Натаныч, беды. Кто тебя от неё спасать будет?

– Да ты открывай, Феликс, открывай, – отвечал Галайда. – Какое тебе, право, дело, кто меня из беды выручать будет? А хоть бы никто. Ты же спасать всё одно не побежишь.

– Не побегу, – согласился Хмелюк и вставил в замочную скважину ключ. – Эй, мелкота! Как выпущу, сразу в спальню бегите. Ослушается кто – а хоть бы и все, – к Фуфайкину отведу!

– А обед? – воззвал Сашка Рогачёв.

– Какой тебе обед, олух? – засмеялся Хмелюк. – Ты своё отобедал, когда на Мухаметшина попёр. Он в дикой ярости и расписывает для каждого из вас цельный веер наказаний! Усекли, голубчики?

Гарюха обвёл товарищей сумрачным взглядом, остановился на лежащем Серафиме.

– Идите в спальню, – проговорил Серафим, словно почувствовав его внимание. – Всё лучше, чем здесь сидеть.

– А ты? – подался к нему Денис.

– А я чего? Полежу, вот чего. Никому не помешаю, а потом тоже пойду.

Ключ, наконец, скрежетнул, замок щёлкнул, освободил дверь от запора. Мальчики подтянулись к выходу. Хмурый Хмелюк и встревоженный Галайда встретили их одним возгласом:

– Выходите скорее!

Хмелюк повёл «декабристов» наверх, а Галайда поспешил к Серафиму. Потрогал лоб. Покачал озабоченно головой.