Михаил Натанович едва уснул в третьем часу ночи. Пришёл утром на работу, а перед воротами – две машины-иномарки.

«Высокие гости нагрянули», – понял он и обрадовался: вдруг это шанс?! Рассказать о детях, достучаться… Он ускорил шаг и в фойе торопливо кивнул охраннику Якову.

Интернат корпел на занятиях. Галайда отправился на разведку к кабинету к Алле Викторовне Крисевич. Дверь приоткрылась, и он невольно услышал громкий разнос.

На разносе лучше не присутствовать, тем более, при чём тут Галайда? Он просто кладовщик, начальник над канцелярией. Её бей – не бей, толку нуль. Не то, что у педагогов, воспитателей и фельдшеров.

Жидкий тремольный голос шипел пронзительно и абсолютно искренне.

– Вы что тут творите, Алла Викторовна?! Вы что тут, спятили все?! Вы знаете, какая к нам бумага пришла о ваших всех делишках?!

– Александра Анатольевна… – шелестел испуганный голосок, и Галайда с трудом признал в нём властный говор Крисевич. – Да мы тут… не знаю, что за чушь…

– Вот именно, чушь вы городите, Алла Викторовна! Вас зачем сюда поставили?! Чтоб вы тут всё развалили?! Чтоб репутацию нам подмочили?! К ювенальной юстиции и так у народа отношение отрицательное! Жутчайшее просто противодействие! Еле прячем все нитки, еле справляемся с недовольными, еле проталкиваем социальную рекламу, чтобы подготовить людей к принятию закона о ювеналке! Приходится столько обходных путей искать, чтобы её внедрить! Вы не понимаете, какие тут деньги и организации замешаны?! Какие силы?! Да что я вам говорю! Такое впечатление, будто у вас в голове мыши, а не мысли! Абсолютная профнепригодность! Как вы вообще попали на это место?!

– Александра Анатольевна…

– Вас зачем сюда поставили, Алла Викторовна?! Чтоб вы тут всё развалили?!

– Александра Анатольевна, пожалуйста! Ну, я… – лепетала неузнаваемая Алла Викторовна. – Я, собственно, даже не знаю, что сказать…

– Вот именно – не знаете! – шипела женщина высокого чина. – Вас саму розгами пора сечь за непонимание момента! Вы должны были чем заниматься? Пытками?!

– Не-ет…

– Вот именно! Не пытками, а вос-пи-та-а-нием! Чтоб эти дети нам принадлежали душой и телом! А вы гробите всю политику прогрессивных сил на корню! Налейте чаю.

Галайда слушал с удовлетворением: так её, так! С одной стороны, говорит эта Александра Анатольевна страшные вещи. Но с другой… может, издевательства над ребятами прекратятся?

– Алла Викторовна, – уже более спокойно продолжала проверяющая, – я вас не узнаю. Что вы наделали? Вы должны были баловать детей, улыбаться им, заманивать во всевозможные сети, чтобы оторвать их от семей, показать привлекательность тоталитарных сект – в частности, сайентологов, анастасиевцев, виссарионовцев…

Галайда насторожился.

– Наша цель – заставить этих детей, которых мы сумели отобрать у родителей, забыть родной дом, – говорила Александра Анатольевна. – Они должны с нашей помощью забыть отца и мать, братьев и сестёр, стать для них чужаком, забыть всё доброе, что радовало их в детстве. Они должны отказаться от всего, что им было дорого. А зачем это нам надо, а, госпожа Крисевич?

– Ну… – промямлила неузнаваемо нервным голосом директор интерната и замолчала, шелестя бумажками.

– Эти дети должны стать нашими, понятно? Вам понятно, Алла Викторовна?! Наша цель – чтобы они при встрече с родными сами отказались к ним вернуться! Чтобы он хотели остаться с нами, чтобы учиться для нас, работать для нас, жить для нас, радоваться и плакать для нас. И, в конечном итоге, – без колебаний, с восторгом умереть за нас!

Галайда слушал и содрогался. Пот тёк по его морщинистому лицу.

– Они должны быть нашими зомби, нашей армией! Армией прогрессивных сил США и Европы! А вы что тут творите?! Наказываете по-чёрному, по-гестаповски, как я из анонимки узнала. Карцер! Голодовки! Розги! Ледяной душ! Таблетки! Ремни! Сигареты! И прочие издевательства! С ума вы, что ли, спятили?! Да от нас все дети отвернутся!

– Простите, Александра Анатольевна…

– Что – простите? Облажались?! После Нового года мы собрались внедрять в систему образования вашего интерната элементы сайентологии, гипноза. Вы понимаете, что первый шаг к изучению учения сайентологии должен сделать сам ребёнок? Лишь потом его опутывают профессионалы своего дела. И этот первый шаг он должен сделать с любовью к нам! Это уж потом – работа на износ, пытки и смерть во имя Рона Хаббарда и его идей. А сейчас – ни в коем случае!

– Да, Александра Анатольевна… – шелестнула Алла Викторовна.

Проверяющая перевела дух. Галайда тоже. Перед ним разверзлась бездонная пропасть, в которую падали воспитанники интерната № 34. Белые птицы, ломая тонкие крылья, пронзительно кричали, исчезая во мраке…

Вот она и пришла, настоящая беда. Прежде было преддверие беды. Теперь действительно страшно.

Александра Анатольевна нашёптывала инструкции. Галайда тихонько ушёл.

Пора готовиться к жестокой битве. Но что он, старый кладовщик, в состоянии изменить? Машина ювенальной юстиции его раздавит, не замедлив хода, как асфальтоукладчик – арбуз. Одна надежда: Григорий дельное что присоветует, связями поможет…

Глава 17. ПЕРВАЯ ТРАГЕДИЯ

В субботу, всего через три более-менее спокойных дня, на глазах палаты двести двадцать девять стало плохо самому тихому, незаметному и умному – Андрею Дубичеву. Гарюха посмотрел, как мучается пацан, вздохнул, отложил учебник по физике и окликнул пишущего русский язык Вальку Щучьева:

– Щучик, сгоняй к Коту Базилио, скажи, что Дубичев в отрубе.

Валька поморщился, но ослушаться не посмел, закрыл учебник, тетрадь и выскочил из спальни. Встревоженные Серафим и Денис обступили бледного, тяжело дышащего Андрея.