«Старшаки» заметно привяли, не зная, куда намеревается дуть ветер перемен, и ребята вдохнули забытый запах свободы, ценимый ими за его утрату, и потому волшебный. В обед многие улыбались и удивлялись своим и чужим улыбкам. И ещё всем казалось, что Новый год припоздал и пришёл к ним в интернат только сейчас. Потому что наступает что-то новое, и это здорово!

Скептиков обрывали, чтоб не мешали такому редкостному чувству – радости.

После спокойно проведённых уроков воспитанников отпустили погулять во дворе под присмотром нескольких педагогов.

Дети катались в снегу, прыгали по сугробам, веселясь от души – впервые, как сюда попали. Откуда-то в их сердца вернулась надежда, что скоро они покинут это здание пыток.

Денис прилип к забору, высматривая в каждой женщине маму, и вдруг узнал в мужчине, ведущем под руку изящно одетую женщину, своего отца, Николая Андреевича Лабутина. Женщина что-то выговаривала ему, а он слушал, глядя в землю.

Денис рванул решётку и закричал с какой-то буйной радостью:

– Па-апа-а-а! Па-ап!

Почему он решил, что никогда не искавший по своей инициативе встреч с сыном старший Лабутин вдруг захочет помочь отпрыску и сметёт все преграды, чтобы вызволить его из интерната? Но Денис не мог рассуждать, видя так близко и недосягаемо родное лицо. Он подчинился силе, ожившей в нём, и всё, что чувствовал за эти месяцы, всю свою боль и надежду вложил он в этот свой крик:

– Па-апа-а!

Женщина рядом с Николаем вздрогнула от пронзительного мальчишеского крика, толкнула его локтем, спросила:

– Это что, твой сын? Что он тут делает?

И случилось невероятное: не сбавляя шаг, отец ответил:

– Отдыхает.

Махнул Денису свободной рукой:

– Привет.

И… прошёл мимо.

Прошёл мимо!

Женщина пару раз оглянулась на Дениса, шепнула что-то, но отец пожал плечами и продолжил свой путь прочь от сына.

Денис смотрел ему вслед, пока он не скрылся за углом, а потом, ослабев, сел прямо в снег.

К нему подбежал Гарюха, Евлаш и Мишка Букашечкин.

– Ты чего расселся? – прикрикнул Гарюха. – Сопли мотать собрался?

– Вот… отец… – промямлил Денис.

– Видели мы, – хмуро бросил Евлаш.

– Всё видели, – подтвердил Мишка Букашечкин и с сочувствием помог Денису встать.

– Был бы Кедраш, он бы тебе сказал чего-нибудь такое… нормальное, – вздохнул Евлаш. – Тебе бы легче стало.

– Ну, да, – пробормотал Денис, думая об отце. – Но его нет. Да и чё бы он сказал? Что это новое испытание? Их у меня и так – во!

Он чиркнул рукой по шее.

– Да не парься! – посоветовал Гарюха и отряхнул со спины Дениса снег. – Подумаешь, отец. Нюни не распустил. И чего такого? Он мужик, не баба. Это вон мать бы твоя голосила, а он с чего будет голосить? Ладно, пошли, а то скоро в казарму загонят.

Когда загнали, в спальню заглянул Феликс Иванович и велел Денису:

– Enter, тебя вызывают. Поторапливайся.

Внутри Лабутина что-то сильно толкнулось, прямо до горла.

– Зачем вызывают? К кому?

– Увидишь, – отрезал Хмелюк.

Уходя, Денис обернулся. Его провожали острыми взглядами ощетинившихся волчат. Крикни им Денис «Спасите!», и они рванутся. Во какая сила стала!

Несколько утешенный безмолвной поддержкой товарищей, Денис безропотно зашагал за воспитателем.

Они остановились у кабинета, где до вчерашнего дня была «учебка». Теперь к двери приколот кнопками файл с листом бумаги, подписанной «Комната доверия».

«Ба!» – удивился Денис и без боязни – скорее, с любопытством, зашёл вслед за Хмелюком.

За столом восседала… Люция Куртовна Душкова. Узнав посетителя, она весело сказала:

– О, старые знакомые! Как приятно снова тебя увидеть!

Денис стукнул зубами. Секунда – и он бы кинулся на неё с кулаками, но Феликс Иванович ухватил его за плечи, принудил сесть и не отпускал некоторое время, пока Денис не пришёл в себя.

– Здравствуй, – Душкова невзначай глянула в свои бумаги и тут же продолжила: – Денис. Сразу хочу тебе сказать, что я не ожидала, что ты попадёшь в такие условия. Я хотела тебе только добра. Ты мне веришь?