– Не верю, – тихо пробурчал Денис, с ненавистью уставясь на омбудсмена.

Неужто она и здесь будет его обрабатывать?!

– Помощь нужна? – поинтересовался Феликс Иванович.

Люция Куртовна посмотрела на Дениса, поиграла ямочками на щеках.

– Обойдусь, я думаю. Не съест же он меня вместо конфет. Не съешь, Денисушка?

Тот крепче стиснул зубы и промолчал. Разговаривать ещё с какой-то! Пусть сама с собой разговаривает.

Хмелюк исчез.

Душкова по старинке вскипятила чайник, заварила, налила в чашку, поставила её перед «пациентом», как она про себя называла потенциальных кандидатов на изъятие из семьи. Пока готовила угощение, непринуждённо болтала о погоде, о природе, спрашивала об успехах в школе, кормёжке, вирт-хобби.

Денис старался её не слушать и, когда сильно приставала, отделывался односложными ответами. На предложенный ему чай он покосился и пить не стал. И конфетки ни одной не взял. Вот ещё! Она его в такой кошмар бросила, а он из её чашки её чай будет хлебать?! Х-ха!

– Как ты вытянулся, – говорила Люция Куртовна, – повзрослел. Я думаю, самостоятельная жизнь пошла тебе на пользу. А? Как ты сам думаешь?

– Не знаю. Вам виднее, – презрительно фыркнул Денис.

– Да ладно тебе! Не злись! – улыбнулась Люция Куртовна. – У тебя, когда ты злишься, морщины появляются.

– И пусть себе появляются, – буркнул Денис.

– Ну-у, морщинистых даже старушки не любят, – рассмеялась Душкова.

– Без разницы, – буркнул Денис.

Омбудсмен вышла из-за стола, села на стул напротив Дениса, пристально на него посмотрела.

– Мне совсем не нравится, как с тобой тут обращались. Ты стал совсем другим….

Денис равнодушно пожал плечами.

– Что же ты мне не сообщил? – укорила она его. – Я бы непременно тебе помогла!

Денис так же равнодушно пожал плечами.

– Ничего, даю тебе слово, что скоро всё изменится, – обещала Душкова, – и тебе будет здесь хорошо.

И тогда Денис разлепил губы:

– А почему бы меня просто не отпустить домой, к маме?

Душкова окаменела со своей дежурной сладенькой улыбочкой. Затем лицо её расслабилось, и она весело рассмеялась, как будто Денис пошутил.

– К маме? – переспросила она. – К маме? Да неужели ты думаешь, что она тебя ждёт? Ну, рассмешил…. Я ей сколько раз звонила, предлагала ей пересмотреть свою систему воспитания, и что ты думаешь?

– Думаю, что вы ей не звонили, – догадался Денис, и она снова на пару мгновений окаменела; стало быть, правда.

– Я звонила, – слишком уверенно надавила она. – Но ей совсем не до тебя. Ты уж прости за правду. И потом, прости - неё появился любовник.

Она выжидающе уставилась на мальчишку, улыбаясь: клюнет, не клюнет. Денис снова пожал плечами.

– Любовник – это клёво. Хоть не одна будет.

Душкова подавила удивление. По-другому стал разговаривать мальчик. Похоже, интернат сделал из него трудного «пациента». Ну, ничего, ничего. В арсенале у Душковой имеются такие инструменты соблазна и воздействия, против которых Enter не устоит, как бы его не отговаривал Денис.

Когда душа у ребёнка двоится, раздираемая страстью, увёртливостью и уверениями взрослых, что эта страсть пагубна, его легче всего переманить на свою сторону, а там уж он сам стремительно упадёт. Проверено веками.

Люция Куртовна встала, погладила дёрнувшегося Дениса по голове материнским жестом. Денис закрыл на мгновенье глаза, сглотнул. Душкова отвернулась, не сдержав довольную ухмылку: какой ребёнок не откликнется на жалость и ласку?

Вот и первый шажок на пути к превращению в стадо. Как тут не вспомнить незабвенного Пиноккио, попавшего в Парк Развлечений, где маленькие хулиганы и лентяи, предоставленные власти соблазна, становились ослами и трудились затем на хозяев всю оставшуюся жизнь!

Принцип Пиноккио отлично действует в современных методиках порабощения и зомбирования! Это прелесть, что за принцип! Ему памятник пора поставить!

Мой дорогой Enter-Пиноккио, ты и не заметишь, как напялишь на себя ослиную шкуру!

Какой здесь простор для деятельности! Больше ста Пиноккио, изъятых у пап Карло из их каморок! И к каждому надо подобрать золотой ключик.

Ну, за этим дело не заржавеет. Личные дела, личный контакт, наблюдение в группе, и он у тебя на крючке. Вернее, на уздечке. Как ослик. Полноправный член ослиного стада.

Люция Куртовна положила на блюдечко пирожное, поставила перед Денисом.

– Не куришь? – спросила она, будто невзначай.

– Нет.

– А я думала, тебя тут научили… Ребята в интернате, прямо скажем, не «золотая молодёжь»; могут всякому научить – в основном, к сожалению, плохому.

Денис упорно не отвечал.

– Но у тебя, я погляжу, сильная воля – ого-го! Это ты молодец, что не поддался.

– Медаль за это дайте, – бросил Денис, – а лучше – домой отпустите.

«Так. На диалог вышел. Превосходно!».