Нестеров Михаил
Шрифт:
Секретарша, образно говоря, варилась в музыкальной тусовке, знала все последние новости советской и зарубежной эстрады. Однажды ее поразили слова известной певицы Шинейд О'Конор: «Мне жутко нравятся слепые певцы. Я сама всегда мечтала стать слепой певицей».
Видимо, бог наделяет слепых людей талантом, обаянием, и они принимают от бога эти дары. Но это — непосильная работа, «кровь, пот и слезы». Просто удивительно, сколько в слепых людях упорства, стремления к жизни.
Секретарша протянула Светлане лист бумаги.
— Груздева вы все равно дома не застанете. Езжайте сразу в ресторан «Молодежный», адрес я написала. Слава днюет и ночует там.
Секретарша проводила посетителей взглядом и поставила компакт-диск джазового пианиста Эррола Гарнера.
До вечера было еще далеко, посетителей в ресторане не было. На сцене с гитарой в руках в одиночестве сидел длинноволосый музыкант и наигрывал блюз. Играл он классно, вдохновенно. Склонив голову к струнам, он воспроизводил удивительно красивые звуки. Он передавал настроение: на улице моросит теплый дождь, прохожие за окнами открыли зонты, по стеклам автомобилей забегали «дворники»; небо пасмурное, капризное, но не грустное, а где-то выше туч и облаков светит солнце~
Мельник услышал именно это в импровизации гитариста. Несомненно, перед ними был Вячеслав Груздев.
Светлана с Мельником сели за столик, официант принес сухой «Мартини» и легкую закуску. Девушка пригубила вино и шепнула своему спутнику:
— Попробую пригласить его за наш столик.
Она подошла к сцене и поздоровалась с музыкантом.
Тот, не переставая играть, поднял голову и кивнул.
— Я могу пригласить вас за наш столик? — спросила Светлана. — Мы бы хотели поговорить с вами.
Гитарист мягко провел пальцами по струнам и отложил инструмент в сторону.
— Я не откажусь от рюмки коньяка, — сказал он, легко спрыгивая со сцены. — Вы знаете мое имя?
— Вячеслав, если я не ошибаюсь.
— Точно. А вас как зовут?
— Светлана, — представилась девушка. — А это мой друг, Илья.
— Привет, — музыкант протянул ему руку и, более внимательно вглядевшись в его лицо, сам нашел ладонь Мельника. Как бы извиняясь, он обвел руками зал ресторана. — Теперь вот играю здесь. Мне нравится.
— Вы здорово играете, — похвалила его девушка и попросила официанта принести коньяк.
— Ваш друг не очень-то разговорчив, — заметил Груздев, по-приятельски хлопнув Мельника по плечу. — Выше нос, дружище! Свет — это еще не все в этой жизни.
— Зачем вы так?~ — обиделась за Илью Светлана. — Вы же не можете знать этого.
— Я нет, — спокойно ответил музыкант. — А вот ваш друг знает. Скажи нам, Илья, прав я или нет?
— Да, — кивнул Мельник. — А молчал я потому, что у меня до сих пор стоит в ушах ваша музыка. Импровизация, достойная премии на высоком джазовом конкурсе.
— Ну, что я говорил? — улыбнулся Груздев. — Вы, Света, не достаточно хорошо знаете вашего друга, иначе не вступились бы за него.
Девушка нахмурилась и выпила полбокала вина. Гитарист выразительно посмотрел на нее и поднял свою рюмку.
Мельник задал первый вопрос:
— Слава, мы хотим поговорить с вами об Александре Шапиро.
— А чем вызван ваш интерес? Ведь вы не журналисты, так?
— Верно, мы не журналисты, — ответил Мельник. — Но нам очень важно знать причину, по которой Саша ушел из жизни. Мы поклонники хорошей музыки.
Груздев остался спокоен. Он даже пожал плечами. Ему не раз и не два приходилось рассказывать о смерти своего друга многочисленным его почитателям.
— Это ни для кого не тайна, — начал он. — И от вас я не хочу ничего скрывать. Вы — поклонники Шапиро, за это стоит вас только поблагодарить. Так вот, какой-то музыкальный заморыш тиснул в молодежном журнале заметку, что, дескать, Шура Шапиро, который написал большинство песен для нашей группы, занимается плагиатом. У нас была песня, вернее, инструментальная пьеса, называлась она «Призрачный ручей». Так, пятая~ шестая~ восьмая на диске. И вот этот заморыш своим чутким критическим ухом уловил в ней мотив — вы сейчас упадете на пол! — из монументальной увертюры Вагнера к опере «Тангейзер»!~
Гитарист несколько секунд смотрел на собеседников.
— Я вижу, вас это тоже потрясло. Но какой там к чертовой матери «Тангейзер», когда мы даже имени Вагнера не знали!
— Рихард, — подсказал Мельник.
— Сейчас-то я знаю, что он Рихард. А вот тогда я этого в упор не знал. Никто из нашей команды не знал, даже директор, Андрей Полянский. Эта пьеса — «Ручей» — родилась спонтанно. Шура сидел за клавишами, что-то наигрывал. А до этого чуть «покурил». Я слышу, он играет что-то потрясающее. Я к нему: «Шура, отличная музыка!» Он мне: «Включи магнитофон». Я включаю, он продолжает играть. Потом обработали импровизацию, что-то выкинули из нее, что-то добавили. Вот так и родилась эта пьеса. Какой там Рихард!