Эй! эй!.. затонул заснул еще один русский бедный малый червь человек… Ей! ей!..

И Тимур-Тимофей стал в травах и уже не было страха в душе его и он в последний раз огляделся окрест, перед тем как лечь и уснуть забыться навек в травах…

…Ах, горька тленна жизнь… Ах, сладка вечна смерть… — шептал безнадёжно поэт опускаясь в вечные травы и становясь травой…

Но тут неподалеку от себя — невысоко над травами — увидел он льдистый узкий зыбкий огнь огонь…

…Изба что ли?.. Деревня что ли?..

Но огонь медленно шел двигался над травами.

Свеча? Факел? Светоч? Лампа?..

Странно дивно, что не гибнет не гаснет она в ливне…

И тут Тимур-Тимофей вспомнил адов кромешный прожектор и содрогнулся…

Но этот огонь зыбкий кроткий текучий кочует движется живет зовет над травами.

Тогда Тимур-Тимофей пошел на огонь.

И тут иль показалось ему иль вновь явилась пробилась узкая тропа в мокрых несметных травах и идти стало легче в море трав.

И огонь кочующий стал ближе.

И тут неслышно возрос явился из беспробудных трав из недр тенет травяных человек в военной гимнастерке, в галифе с красными генеральскими лампасами и в хромовых сапогах.

И как многие русские люди, он, помочившись в травах, на воле, забыл застегнуть ширинку галифе и оттуда выпали явились как гроздья несметные виноградные осенние жухлые его громадные ядра-орехи и малый скудный дитя корень-фаллос.

И он сказал:

— Я был на земле генерал-академик Николай Илья Нострадамус сладострастник. Более всего на свете белом я любил Тирана Руси Генералиссимуса Сталина и свою жену Агафью-Сорейю-Лебедь — сладострастницу задострастницу персиянку лоноужаленную.

Но Тиран умер, а жена меня из дому изгнала, ибо у неё было бешенство матки и у неё в матке жил улей пчел вечножалящий и полюбовник воитель потаковник армянский Арсений Араратский пчел ея изгонял но они восстанавливались возрождались яро, а у меня был скудный редкий веник фаллос…

Тогда я сотворил Бомбу ННН, чтоб отомстить всем человекам на земле и чтоб Бомба сия угомонила угодила в агафьину матку пчелиный рой таящую…

Но я сильно смертно облучился на испытаньях и умер и сошел в ад в его подземные несметные нефтяные океаны…

И я там бродил по горло по очи в тяжкой нефти а по брегам зазывно спело ласково плодово бродили тучнозадые курчаволонные нагие девы жены…

Но их нетронутые лядвеи ноги бедра икры были спутаны спеленуты скованы железными цепями и нельзя было разомкнуть их и разлучить раздвинуть раскинуть их ноги и постичь почать растревожить разорить разбередить их сладчайшие невинные тишайшие блаженные тайные медовые гнезда…

…О Господи! и на всякого грешного человека есмь ад свой…

Но я бродил в нефтяной гуще подземной тьме вечной ночи ада, но уповал но помнил слова Христа об овце заблудшей…

Но уповал…

И там в аду я встретил возлюбленного своего Тирана Иосифа Сталина….

И он бродил по брегу нефтяного маслянистого необозримого безбрежного океана в дряхлом мундире Генералиссимуса покрытом зловонными нефтяными пятнами жалящими и скалился и ухмылялся…

И в руках у него был коробок серных сибирских спичек и трубка и он хотел зажечь спички и от них нефтяное адово море, где брели томились грешники, и сладострастно мычал…

Но сырые спички не горели в чадных нефтяных ползучих испареньях, и не мог он зажечь нефтяное смоляное удушливое тоскливое море и пожечь адов народ, как жег и убивал он земных человеков, и оттого маялся и страдал и сказал мне:

— Николай-Герострат, сюда бы твою Бомбу Н!.. Айяй-яй!.. Вах!..

Есть ли надежда у находящихся в аду — вот главный вопрос человечества…

…О Боже! Милость Твоя необъятна и она простирается и над адом…

Да… Да?..

Но уповал я. Уповал и в аду.

И сегодня я увидел огнь…

И он проходил чрез беспробудные безысходные толщи гущи слои недра земли!..

И звал и светил…

И я вышел из ада из ночи подземной кромешной на огнь явившийся…

И я вышел из ада на землю родную мою, а тут ливень, а тут воды многие…

И я иду за огнем моим и боюсь страшусь, что ливень погасит его, хотя не погасили пропустили его недра земли…