И у Него был дальный гортанный теплый беззащитный иерусалимский арамейский отчий выговор, который так любят люди русские и которому так верят…

И Он сказал:

— Гости мои. Идемте ночевать в дом мой…

И пошел со Свещой своей ступая летуче нежно сыромятными шелестящими певучими сандалиями в палой златой обильной дубовой листве, словно боясь и листву обидеть задеть помять ступнями своими…

И за Ним поочередно пошли, строясь, как в стае журавли, Крестители Руси, Князи Церкви, а потом Николай-Герострат, а потом шли Тимур-Тимофей и Мария-Динария…

И тут в темной роще, устав от страхов смертных земных и небесного упоенья восторга, Тимур-Тимофей обнял невесту свою Марию-Динарию и возжелал её несметно яро и взмолился:

— Возлюбленная моя! давай поляжем в дубовые златые рухлые глухие многолиственные постели!

Давай сойдемся сольемся сотворимся согрешим солюбимся сомкнёмся!..

А потом дождем глухим святым омоемся! а потом дубовым чистым листом оботремся!..

Мария-Динария! Невесто теплото моя! дево!..

Я чую!.. потом будет поздно! поздно!..

Поздно!..

Но Мария-Динария сказала:

— Возлюбленный мой! скоро будет храм, скоро будет наша венчальная свеча! скоро стану я твоя жена… скоро! скоро! скоро!..

И они шли ступали по роще.

И тут Николай-Герострат воскричал:

— Отче! Я знаю эту рощу. Тут Зона. Тут склады тайныя моей бомбы. Тут рощи облученные. Тут человеки облученные. Тут смерть Отче!..

Но Муж со Свечой сказал:

— Не мучься Николае, овча моя. По всей Руси нынче зона. По всей Руси нынче смерть. Но моя Свеча сильней смерти. Но моя Свеча сильней твоей бомбы…

И они шли по роще…

И Тимур-Тимофей и Мария-Динария шли последними..

Но кто-то шел вслед за ними еще…

Кто-то там шептался…

Кто-то ступал по палым златым безвинным листьям…

И Тимур-Тимофей и Мария-Динария услыхали и обернулись оглянулись.

И увидели во тьме за ними двух женщин…

И их одежды белели во тьме полоскались плескались в дожде их одежды, а лица были смутные неразгаданные потаенные в ночи…

И шли по роще Муж со Свечой и девять Крестителей Руси и Мария-Динария и Тимур-Тимофей и две жены в светлых как воск библейский одеждах вослед.

И роща кончилась и они вышли на окраину города Переславль-Залесского к Даниловскому монастырю.

И прошли чрез заброшенный монастырский сад подворье мимо заброшенной даниловской колокольни звонницы.

И вслед за Мужем и Свечой его вошли чрез древние кованые врата в храм заброшенный со спиленными крестами.

И во храме было сыро затхло сиро темно.

Ночь сырая была в сиротском храме.

Но тут Свеща в руке Мужа стала подниматься восставать разгораться.

Но тут Свеща его разрослась раздалась достала до самого купола церкви, где сиял недвижный державный Образ Облик Спаса Пантократора письма великого иконописца Даниила Черного.

И тут Свеща осветила великое разоренье во храме.

И яшмовые шелковые полы были порублены и вынуты, и стенная святая роспись была ссечена сбита топорами, ножами, скребками, и церковное серебро и утварь всякая и божьи иконы огненного вязкого ярого тишайшего кроткого письма знака были расхищены разворованы безбожниками татями менялами спекулянтами…

И Муж со Свещой сказал:

— Русский храм дом мой стал нищ, ободран, обворован, как народ руський мой.

И Муж со Свещой сказал:

— Но аки птицы возвращаются к весне на милые гнезда свои, так вернутся люди руськие во храмы домы мои.

И наполнится Русь божьими человеками, как талые реки светлыми водами.

И еще сказал:

— Оле! Воспомнит руський народ Свещу мою…

И умолк…

Но Свеща его горела ярче люстры в сто свечей церковных и стояла во храме столпом огненным…

И от неё стало светло и тепло во храме и сырость изшла…

И тут Тимур-Тимофей поднял очи и стал глядеть на Лик Спаса Вседержителя Пантократора, озаренный светом Свещи.

А на Лике было шесть щелей дыр язв сквозных и в них проходил сочился ливень…

…Это после войны с немцами в храме стояла воинская часть и пьяный разгульный офицер стрелял из пистолета в Лик Вседержителя и пули прошли у переносицы у очей и у рта — и теперь на Лике зиял от пуль Знак Креста.

Офицер меткий был, хотя был пьян… (О слава воинам-безбожникам-сынам! да…)