…Некогда любимая мной и Капой книга “Кама-Сутра” была нам с Анной пресна и скучна, потому что в зимних наших новосладчайших ночах и днях мы далеко ушли от много раз исполненной и прочитанной Книги индийской любви…

И могли бы написать и показать иную, русскую что ли, Книгу Любви…

Ах, но не об этом речь!.. (Хотя о чем еще пишет мировая литература?..)

Но не об этом речь, мой пронзительный, проницательный, пронизывающий, как стреловидная, внезапная межреберная невралгия, Вечный Читатель-Искуситель!.. (Хотя у входа в женское лоно толпится вся мировая история и культура! Да… да… да…)

А читали мы у камина современную книгу “Золотые притчи суфия Ходжи Зульфикара” — этого одинокого садовника в нищем, засохшем Саду нынешней Мудрости и Любви…

Тираж этой книги — сто экземпляров на всю Россию! Всего сто человек в великой некогда стране влекутся к Мудрости и Любви!..

О Боже! (А остальные сто сорок миллионов блаженных, нищих духом человеков, блаженно читают детективы-примитивы! О Боже!..)

— Анна, послушай притчу нынешнего, никому не нужного Садовника Мудрости и Любви, суфия Ходжи Зульфикара…

Быть может, это притча о нас?.. Она называется “Две Сладости”…

“Суфий сказал:

— Две великих сладости дал Аллах человеку: это Сладость святой смерти и Сладость священного соитья…

Ничто мы так не опозорили! не унизили! не замутили! не опоганили, как святое соитье человеков!

Тысячами святых врат и покровов стыда окружил Господь эту Святую Тайну — а мы порушили все Врата и сорвали все Покровы… да…

Но Сладость смерти выше, ибо ее нельзя повторить даже дважды, как соитье несметное…

И все говорят о Сладости соитья бездонного, медового…

Но кто расскажет о Сладости смерти?..

И только бессмертные могут рассказать о Сладости смерти, ибо они преступили через неё…

И потому люди стремятся к бессмертным мудрецам, и поэтам, и Пророкам…”

Но где эти бессмертные мудрецы, поэты и Пророки в наше тленное, разрушенное время?..

…Ангел Серебряные Власы…

…Так прошла наша первая, разделенная на двоих зима, зима…

Уже двугорбый, ослепительно белоснежный Верблюд Зимы проплыл в тающих сугробах…

Анна… Один горб — я, другой горб — ты…

И оба растаяли?..

…И вот пришла весна первоначальная…

Март-зимобор! Март-протальник!..

Февраль силен метелью, а март — капелью…

Уже хрустальные клинки сосулек на доме моем задумались, закручинились, поплыли, замутились, закапали! да!..

Да…

— Анна, Анечка!.. И мы в колодезе зимнего одиночества не застудились? не остыли друг к другу?..

Какое одиночество нынче бесы на Руси сотворили!.. Даже влюбленным одиноко!..

А древний мудрец говорит: в аду людей словно волос на младой голове! но там царит такая тьма, что каждому кажется, что он одинок!..

Задача бесов — посеять на земле, в народе, в стране такую тьму, чтобы каждому казалось, что он одинок…

И нынче бесам удалось соткать такую пагубу, ложь, тьму!..

Такое лютое одиночество… везде!.. Каждый человек увядает в колодце своего одиночества…

И вот никто не постучался в наш гостеприимный дом за всю зиму! Никто!..

А суфий говорит, что, если никто не стучится в дом твой, значит, скоро постучится последняя гостья — цыганка-смерть…

Анна, Анечка! Но кто-то стучится? или это капель вечерняя бьет?..

Но вечером капель замирает — еще в марте она несильна, и мороз вечерний возвращает ее вспять — в лед сизый, а?.. А мы были капелью, а станем льдом?.. Любовь — капель… Разлука — лёд…

Но кто-то стучится в нашу дверь… И я открываю…

На пороге стоит мой древний, редкий, останний друг — поэт Z, которого я часто вспоминаю, и стихи которого всегда со мной…

Приходит он в мой одинокий дом, как весенняя птица, с талыми водами…

Он говорит:

— Поклон вам, одинокие зайцы-русаки на снегу! Сегодня ведь 14 марта — Евдокия-плющиха!..

В юлианском календаре Евдокия открывала весну!..

С Евдокии ветры, вихри и мои любимые, теплые метели!.. Вот в такие метели я особенно люблю летать над Русью-матушкой, витать-гулять в полях, холмах!..

Ветры-свистуны легко носят меня!.. Особенно в валдайских, мягких, осыпчивых холмах!.. Там, в холмах, у ветров великая подъемная сила!.. Вот оттуда я и прилетел к вам… Твой дом издалека, Аминадав, я вижу — особенно голубые ели!.. Я прямо на них и лечу… ветви-лапы медвежьи у них материнские мохнато-теплые, добрые!.. Принимают они меня…обнимают…