— Анна!.. Нечем дышать от дыма в доме и дворе нашем!..

Я маюсь, задыхаюсь… Хочется бежать, мчаться куда-то… из тела, из кожи бежать куда-то… устал я задыхаться…

Поедем на Русь, где есть лесной, незамутненный воздух…

Может быть, мы вновь встретим того святого прозорливца-батюшку и падем на колени перед ним и покаемся… И отпустит он грехи наши?..

И мы быстро собрались, сели в машину и поехали по Руси…

Но везде были дымы, чад, пожары…

И везде мы искали в дыму, чаду того рыжего батюшку, но не находили его…

И везде были пианство лютое, и запустенье, забвенье сорняковое, безлюдье, и бездорожье, и безбожье, и бездушие, и чудовищное, погромное безденежье…

…О Боже!..

Как здесь жить, дышать, уповать?..

Воры похитили все русские деньги и отправили их за рубеж, и назвали это Реформой и Перестройкой…

Брат! Русич мой!.. Вот воры, тати ночные и денные явились, пришли в твой дом, и взяли все добро твое, и дом спалили, и дщерь замутили, осиротили, и мужа споили, и жену растлили — и все это назвали Перестройкой и Реформой…

И не таятся они, и нет на них человеческого суда…

Айда! Гойда!..

Анна, опять мы едем в дыму, в пожарище, в пепелище России, которая вся стала походить на горящую родную кибитку мою, где прятались беженцы гражданской войны… Да!..

Вначале горят гнезда — дома, а от них занимается, загорается страна… и весь народ становится беженцем, погорельцем… да…

…Анна! Тысячелетние, Византийские, Святые Часы Святой Руси, пущенные святой рукой князя Первосвятителя Владимира — нынче насмерть остановились!..

Кто пустит их вновь?..

И только Святые Отцы — Стрелки Этих Часов еще неслышно ходят, бьются в дальних русских церквах, монастырях, скитах… да!..

А в русской тихой душе всегда живут, таятся, как в засаде, Стенька Разин и Емелька Пугачев!

Хочется! хочется! алчется русскому человеку несметной, как земля русская, воли, воли, гульбы цыганской!.. Хочется, как говорил Есенин (сгоревший от пианой воли) “с кистенем стоять” на большаке…

И вот в 1917 году бесы-большевики выпустили мужика русского на волю разбойничью, и покрушил он Кресты Храмов, и порубил умело шеи тысячелетних дворян, хранителей своих…

Но потом Тиран Сталин загнал русского человека в огромный трудовой Лагерь Социализма, и сотворил мужик Великую Советскую Чудо-Державу!..

И голыми руками деревенский, полевой мужичок-василек-хлебничек сотворил атомные станции и подводные корабли невиданные, и небесные ракеты!..

И все слова глумливые о русской лени — это злой миф! Русский человек — быть может, самый одинокий в поисках последней божьей истины человек в мире, но и самый реально работящий!..

Но и жажда неоглядной, погромной гульбы в русской душе вечна…

И вот новые бесы-большевики-искусители-демократы украли, угнали, умыкнули, как цыгане чужих коней, все заводы, и фабрики, и поля, и домы русские и теперь говорят, шепчут сладко: “Гуляй, русский человек! не надобно ходить ни на заводы! ни на фабрики! ни в поля неоглядные, малоурожайные! сиди и гуляй без всякого хозяина!..”

И мужик отозвался сладостно… что ли…

И вот сидит в бурьяне с бутылью самогона в приступе разбойничьей воли — никуда не надо вставать! бежать! работать! потеть! а можно одиноко или с пиаными другами сидеть в бурьяне! в лопухах, щавелях конских и глядеть, как бурьян тебя сладко забирает, поглощает, заволакивает зеленым родным саваном!..

Ура! Айда! Гойда!..

Скорей бы заживо! во хмелю! помереть, сомлеть в траве без постылой, скучной, тошной могилы!..

Гойда! Айда гулять!.. пировать!.. В сорняках пропадать!..

Емелька Ельцин и Стенька Горбачев, наконец, нам полную самогонную травяную, сорняковую, святую волю дали! дали! дали!.. Гойда!..

Да!..

И Часы Тысячелетние Руси встали…

И мы встали в траве забвенья вместе с Ними…

О Боже…

…Блуждали, метались мы с Анной по Руси дымящей, чадной и искали рыжего батюшку…

Да не находили…

И только несколько раз в дыму опять встречали мы тех Двух Всадников Апокалипсиса, которые говорили на далеком арамейском языке, на котором говорил Иисус Христос, и который так неизбывно, непонятно, дивно сладостен для русского уха и души, хотя никто не понимал языка этого…

Есть такие языки родные, которые не понимаешь, не помнишь, а колыбельно чуешь…

А помнишь ли ты, брат мой, как лепился и брал у грудей матери-кормилицы?.. Не помнишь… А ведь лепился и брал…