Зульфикаров Тимур
Шрифт:
Пустите меня туда… туда… туда…
О Боже…
…Но я не хотел брать ее в эту страну…
Да и чувство какого-то рока, какой-то сладкой обреченности не позволило мне…
Да и денег на авиабилет для неё не было у меня…
Вот так совершил я последнюю смертельную свою ошибку…
И она поглядела на меня мокрыми, лесными, преданными, родимыми колокольцами-колокольчиками чуткими, разливными своими…
И опустила покорно головку точеную, пшеничнольняную, птичью…
И смирилась… Смертно…
Я не знал, что больше никогда не увижу её на земле…
Но не может быть, чтобы не было другой встречи…
О Боже! Не может быть…
Ангел Серебряные Власы… ты же вечна…
Но я еще раз увидел ее на земле…
Глава двадцать седьмая
СОВА
…Сова Минервы вылетает только в сумерках…
Гегель…Погляди на народ кладбища —
И вот все они побросали щиты перед одной Стрелой Тленья…
Шейх Унсури…Раннее утро…
Золотое, чистое, как утреннее лицо возлюбленной моей…
— Спи, спи… Не надо вставать… провожать меня…
Анна спит… Или не хочет тревожить меня и лежит с закрытыми глазами…
Но я тороплюсь, тревожусь перед тяжелой дорогой, и она не хочет мешать мне…
Хотя чувствую я, как она хочет проститься со мной…
Но она покорная…. Но она любит, чует, слышит меня, как может только вся влюбленная, вся погруженная в тебя, вся одинокая без тебя женщина самоотреченно любить тебя…
Я встаю. Одеваюсь….
Почему-то прощальный взгляд мой останавливается на анином велосипедике с вилами в мешке… Велосипедик давно стоит укоризненно, пыльно в сенях…
Давно я хотел убрать его на чердак или вообще выкинуть из дому, подарить детям…
А не убрал и не подарил….
Я выхожу из дому во двор к голубым елям моим. Завожу машину…
Слышится глухой, низкочастотный правительственный сигнал машины…
Кто там?..
Я открываю ветхие воротца свои: там стоит роскошный джип “Мерседес”.
Из джипа выходит худенький отрок бледноголовый…
Он говорит мне тихо, значительно:
— Я Николай Ивлев! Не слыхали?.. Олигарх. Мне принадлежат все подмосковные ПТО — полигоны твердых отходов… Ха-ха! Я мусорный олигарх!..
Но все, в конце концов, оказываются на моих полигонах в качестве твердых отходов…
И люди тоже… Сейчас много нищих и брошенных — и мы предоставляем им — ха-ха! — бесплатные коллективные могилы!.. Как в концлагерях…
Смутное время… Смутные общие могилы…
Я вздрагиваю от его хладных слов…
— Я вам сочувствую… Но я тороплюсь на самолет….
— Мне понравились ваши голубые ели… после моих голых полигонов они потрясающе смотрятся… Я покупаю у вас их…
— Вы лучше купите у меня альпийскую реликтовую черешню! Она потрясающе стимулирует мужскую потенцию! Как сто шпанских мух!..
— Черешни я тоже покупаю… Вместе с елями!.. Сегодня пришлю технику!..
— Я вернусь через два дня вместе с черешней… Тогда потолкуем…
….Я подумал, что, если я не привезу черешни, я продам ели, чтобы поставить памятник Капе…
Я закрываю ворота и уезжаю….
Он удивленно взирает на меня… Бледноголовый…
Такой юный, а уже олигарх… Мусорный олигарх…
Глаза у него вялые, выжженные… Бизнес высосал из него бессмертную душу и юную, улыбчивую, ликующую плоть…
Вот эти мертвецы — “новые русские” — хоронят Россию…
И я вспоминаю слова Христа: “Оставьте мертвым хоронить мертвых…”
И еще слова Святителя Григория Паламы: “Печально, когда по смерти душа прощается с телом, но еще страшней, когда она еще при жизни покидает человека…”
И вот такие — с усопшими, усохшими душами правят Россией нынче…
Увы… увы…
…Я давно уже купил новый японский чемодан взамен того, что я отдал Хасанхану Адамовичу Харонову…
И взял с собой все тот же мотоциклетный комбинезон, и кожаный шлем, и большую нейлоновую сумку для черешни…
…И вот я прилетел в Душанбе, и тот же рейсовый ветхий автобусик привозит меня в родной моей ночи в Фан-Ягнобские осенние, затаившиеся горы…
К моему родному Водопаду….