Тэлкот Дианна
Шрифт:
– Возможно, стоит увидеть ее и сделать новые выводы.
– Сомневаюсь, смогу ли я. Да, она моя мать, но я ее совсем не знаю.
– Эбби сжала руки.
– Никак не придумаю, с чего начать. "Привет, мам!" звучит глупо.
– Навряд ли она заметит.
– Ладно, положусь на авось.
– Хм.
– Если долго ждать, становится только труднее.
Джек кивнул.
– В общем, надо, конечно, что-то сделать. Но я не знаю что. Есть правила для встречи с душевнобольной матерью, вернувшейся домой?
– Эбби взглянула на него.
– Карнеги дает рекомендацию?
Джек ухмыльнулся.
– Пожалуй, нет.
– Джек, пойдешь со мной?
– Я?
– Да. Это ведь первый раз.
Джек смотрел на Эбби. Он был уверен, что трудно выйти из такой сложной ситуации с честью. Все сомнения исчезли.
– Конечно. Тебе стоит только попросить.
– Тогда прямо сейчас? Я в принципе готова. Старое пальто висело на крючке, и Джек помог Эбби надеть его.
– Ну вот, так будет лучше. На улице ледяной ветер.
Джек улыбнулся. Абигайль Уорт. Его ненаглядная, невинная малышка. Убийственное сочетание романтики и практичности.
Эбби проверила в карманах ключи и перчатки. Джек больше не сопротивлялся. Он подошел и тщательно поднял ее воротник, чтобы защитить от мороза уши, стараясь не глядеть на нежную шею.
Да, старое пальто - то, что надо. В нем Эбби почувствует себя уверенней.
Глава 14
Родители Эбби стояли у раковины и мыли посуду.
– Привет, ребята, заходите, - пригласил отец, бросая полотенце на стул.
Эбби кивнула, но не смогла заставить себя взглянуть на него. Ее глаза не отрывались от матери.
– Наверное, нам следовало постучать...
– Эбби, - сказала ее мать, - не мели чушь. Это твой дом.
– Голос матери изменился - не визгливый, как представлялось Эбби, а низкий и красиво модулированный. В медового оттенка волосах появилась проседь. Глаза, аккуратно накрашенные, были цвета какао.
Мать и дочь стояли в разных концах комнаты, глядя друг на друга с чувством неловкости. Одна была лишена зрелых лет жизни, другая - юности. Эбби нашла, что мать, одетая в оливково-зеленые брюки и блузку в тон, выглядит такой же изящной, как когда-то, только в уголках ее глаз появились легкие морщинки, а линии вокруг рта углубились. Лицо ее было живым и полным света, к чему Эбби, ожидавшая увидеть тупой, безразличный взгляд, не была готова.
И эта женщина считается душевнобольной? Кто поверит, что она потратила половину жизни, борясь с проявлениями раздвоения личности? Она выглядела абсолютно нормальной.
– Подойди и дай мне посмотреть на тебя, дорогая.
Эбби неуверенно прошла через комнату, не представляя себе их теперешние отношения.
Мать, почувствовав ее сомнения, замерла, едва коснувшись Эбби пальцами.
– Доченька...
– Она такого же роста, как и ты, Сильвия.
– Да.
– Ее улыбка потеплела.
– А волосы как у твоей матери.
– И мне так кажется.
– Она пошла в твою семью, Роберт.
– Ну что ты. Она взяла твои глаза, и нос тоже.
Чувство бессилия, памятное Эбби по прошедшим дням, возвращалось. Она не хотела оставаться рядом с матерью, не хотела снова ощущать беспомощность и страх, владевшие ею, когда приходилось выполнять работу взрослой и уверенной в себе женщины.
Она нервно прокашлялась, слегка отстраняясь.
– Э.., ты знакома с Джеком, м-ма?..
– Эбби запнулась, не в силах произнести это обращение.
– Мой друг, Джек, - наконец вымолвила она.
– Рада познакомиться. Твой отец рассказал мне об этом приятном молодом человеке.
– Джек, я хочу познакомить тебя с.., м-ма...
– Эбби мысленно ужаснулась: "Ну вот, опять! Я не могу проявить должного дружелюбия. Господи, прости меня!"
– Сильвия, - пришла мать на помощь, протянув Джеку руку.
– Зовите меня просто Сильвией.
Джек пожал ей руку.
– Хорошо, Сильвия.
Эбби отметила его реакцию - он принял ее мать такой, какая она есть.
– Вы ходили в школу вместе с моими дочерьми?
– Да. Но после школы мы переехали в Сент-Луис.
Мать сложила руки перед собой. На безымянном пальце блеснули два обручальных кольца.
Увидев это, Эбби не могла сдержать раздражение.
– Ты носишь обручальные кольца?
– едко спросила она.
– Разумеется, - сухо сказала мать.
– Твой отец попросил меня снова надеть их.
– Вот как?
– Я боялась, что они не подойдут.
– Надо же, подошли, хотя минуло столько времени.
Мать опустила руки, но отец защитным жестом положил ей ладонь на плечо.