А вон там за купальней-дансингом-баром, чем-то вроде нашего поплавка, старинный особняк, тенистый сад… Дом Башкирцевой.

Ей тогда не нравилась Ницца, она рвалась в Париж, Баден-Баден или «мой милый, чудный Неаполь»… Но тяжелые «обстоятельства» заставляли ее «скучать» и «проклинать жизнь» в Ницце: именно здесь, а не в Милане, у ее матери был дворец. Разные бывают «тяжелые обстоятельства»…

…Конец декабря — начало января. Променад полон отборной публикой. Да, публика отборная: голубые поезда прибывают три раза в сутки, у Максима ночью не хватает столиков, для банковских чиновников, ведающих валютой, наступили черные дни: не имея ни минуты отдыха, они меняют доллары и фунты на пачки тысячефранковиков. И под самой огромной и сияющей жемчужиной, розовеющей на синем бархате в витрине «братьев Морган», при взгляде на которую у жуликов сладко тянет под ложечкой, а зрачки женщин суживаются, как у кошки, уже появилась надпись «продана». Ее купил индийский магараджа, маленький человек в тюрбане и синем в полоску пиджаке, похожий на жука. Купил мимоходом, как покупают букет фиалок или коробочку из раковин…

Публика отборная… сплошной стеной идут миллионеры, принцы, кинематографические звезды, чемпионы мира… конечно, не всякий старик с сигарой и в башмаках, подбитых гвоздями — Форд и не всякая вертлявая белозубая американочка в платьице-тряпочке и с огромной брошкой, приколотой то почти на лопатке, то чуть ли не на колене — Глория Свенсон [72] . Но на пятьдесят процентов «смешанного общества» в этой толпе полновесные пятьдесят процентов и впрямь «соль мира»: деньги, слава, власть…

Этой весной в Париже повсюду были расклеены афиши, рекламирующие Довилль. Я бывал в Довилле, но, разумеется, не узнал его на афише: розы, розы, фонтаны, мраморные ступени, ослепительные франты в фиолетовых костюмах, ослепительные дамы, то полуголые, то разодетые, как куклы, тьма наглых моноклей, тысячи упоительных улыбок, фары невероятных автомобилей, пена шампанского, сливающаяся с морской пеной… И я наблюдал группу рабочих, стоявших перед такой афишей. Они всматривались долго, серьезно и внимательно: вот она какова жизнь «капиталистов», читалось на их лицах…

Вероятно, очень трудно было бы их разубедить… Но вот настоящая Ницца и настоящие миллионеры и принцы на отдыхе. Какое количество плохо разутюженных брюк с вытянутыми коленками, кривых пенсне на толстых добродушных носах, щенячьего вида молодых людей в безобразных галстуках, флиртующих с веснушчатыми девицами, сколько сухопарых ног в шерстяных чулках, кислых выражений, складок жира, плохого покроя, нелепого сочетания цветов, сколько следов подагры, склероза, ожирения… И кажется ни одного элегантного мужского силуэта, ни одного красивого женского лица. Нет, вот впрочем высокий и изящный молодой человек с прелестной спутницей, одетой вполне «по-парижски» просто и дорого. Говорят по-французски. Авантюристы, должно быть…

Кто-то сказал, что наиболее «близкое к идеалу» представление о №безумной и роскошной» жизни богачей имеют белошвейки — читательницы великосветских романов. Уж не потому ли самые блестящие расточительницы и фантазерки — леди Гамильтон и графиня Дюбарри появились со «дна»: у них была «хорошая школа».

Но «ангелы», прилетающие на Лазурный берег с той стороны Ламанша и из-за океана не читают даже бульварных романов: они ничего не читают кроме газет и спортивных еженедельников. В единственной на Ривьере английской книжной лавке, чем-то среднем между газетным ларьком и лимонадной стойкой — продаются стило, зубочистки и карманные библии. Таким образом, ангелам не на чем развивать фантазии. И жизнь их томительно движется по расписанию, составленному за них метрдотелем, владельцами гостиниц, распорядителями экскурсий, администрацией казино. И не знаю — у самих ли «составителей» тоже отсутствует воображение или им слишком хорошо известна «устойчивость вкусов» тех, кого они призваны развлекать? Променад, аперитив, гольф, завтрак, автомобильное круженье от Сен-Рафаэля до Ментоны, обед, рулетка или баккара, потом шампанское у Максима. Очень много шампанского…

Времяпрепровождение, скажут, не лишенное приятности. Может быть. Но если вспомнить, что это времяпрепровождение людей, «возможности» которых неограниченны, настолько неограниченны, что для иного «ангела» установить в Румынии республику или свергнуть Муссолини — вполне доступное дело… то удивляешься, все-таки. Впрочем… я вспоминаю одного петербургского спекулянта из очень мелких, неудачника и попрошайку, при НЭПе неожиданно разбогатевшего. Я видел его в «зените славы», недолговременной, увы. Щурясь и дымя «гаваной», он говорил:

— Деньги? Что такое деньги? Пфе… — балтиновский жест разочарования и усталости. — Ну, купил я себе квартиру на Сергиевской в стиле Людовиков, ну, завел лошадь, сшил десять костюмов и еще десять сошью… А дальше что?

Не так ли рассуждает и Вандербильт [73] ?

— Ну, свалю Муссолини или орошу Сахару… а дальше что? Так не проще ли, не спокойней ли «не рыпаться», жить, как все: днем разгуливать по Променаду, вечером напиваться шампанским?

А фантазия… пусть идет туда, где ей есть где разгуляться: в авантюрные романы о «безумной и роскошной» жизни богачей…

«Ангелы» приезжают в Ниццу на Карнавал и уезжают, когда он кончился. Но в Карнавале они не участвуют и даже не видят его.

Из трех газетных мемуарных циклов Георгия Иванова два имели долгую судьбу. С 1924 года в парижском еженедельнике «Звено» начинают выходить очерки под общим заглавием «Китайские тени» с подзаголовком: «Литературный Петербург 1912–1922 гг.». Здесь внимание Георгия Иванова сосредоточено по преимуществу на явлениях культурной жизни столицы — издательствах, редакциях, литературных кабаре и т. д. Есть и портретные очерки, — Гумилёв, Игорь Северянин, Борис Садовской, Мандельштам, Луначарский, — но тон все-таки задают именно «очерки нравов». Вторым заметным мемуарным циклом станут «Петербургские зимы» в газете «Дни», но их судьба будет недолгой — они выходили с марта по июнь 1926 года. Третий цикл, «Невский проспект», который будет печататься в газете «Последние новости», откроется очерком, увидевшим свет 16 декабря 1926 года, и закончится публикацией 20 июля 1928 года.