Потрясающий пейзаж открывается от Митькиного дома. К сожалению, никак не встанешь с фотоаппаратом так, чтобы в кадр влезли одновременно и дом, и пейзаж – деревья загораживают. У них там очень неплохой сад со сливами, крыжовником и даже с собственными дубом и рябиной (прямо как в песне).

Вот уже и старший наш сын Митя вырос и женился. Строить ему дом у нас уже не было сил, но тут выяснилось, что старый приятель моих родителей и старожил Булавино Арнольд Викторович продает свой дом, стоящий на великолепнейшем месте, на самом мысу, выдающемся в озеро, так что вид оттуда открывается феерический. Дом был куплен для Мити, и мы надеемся, что его семья будет также с удовольствием жить в нем.

Вот так и вышло, что почти половина деревни теперь населена нашей родней. Если считать с владениями Моркуновых (гостиницей, фермой и их собственным жильем), то получается двенадцать домов. Как и положено в приличной деревне, все находятся друг с другом в сложных родственно-свойственных связях. Приятно и то, что среди этих домов большая часть – новостройки, причем есть даже производственные предприятия (гостиница и ферма).

И значит, деревня вовсе не умирает. Несмотря на отсутствие дорог и государственной поддержки, она официально признана самой быстроразвивающейся деревней Н-й области.

«И растут наши избы крыльцом на восток,

И гремят флюгера на высоком ветру!»

Об истории цыганского семейства в нашей деревне я уже начинала рассказывать. Виновником их появления был Леша Моркунов, которому требовались работники на ферму, и он собирал всех желающих из О-й губернии, откуда сам был родом.

«Цыганская семья» оказалась как раз такой, готовой к коллективному переезду на новое место жительства. Слово «цыганская» я поставила в кавычки, потому что они, собственно, не все были цыганами и даже не совсем цыганами, как выяснилось. Слово «семья» тоже надо брать в кавычки, потому что мы далеко не сразу и не до конца разобрались в их сложных внутренних отношениях, хотя они жили все вместе и вели себя как родственники.

«Семья» состояла из пяти человек. Главным, по-видимому, был цыган по имени Рома Чернигов, лет, по-видимому, двадцати пяти. В этой фразе все «по-видимому». Он был, вероятно, не совсем цыган и, вероятно, не совсем являлся главным. И лет ему, наверное, было не совсем двадцать пять. О том, кто был главным в этой удивительной компании, речь пойдет дальше, а о национальной принадлежности Ромы Моркунов застенчиво высказался так: «Ну и что же, что не совсем русский! Я паспорта у них проверил – вроде люди как люди. В армии служили, работали вроде где-то. Надо же кого-то нанять…»

Как видно, Леша испытывал некоторое смущение, что привез к нам в деревню таких странных людей. Причину его смущения полностью мы поняли несколько позже.

Сам Рома говорил, что он полуцыган-полурусский. У него была жена по имени Надежда, вполне русская (по ее словам), но соблюдавшая все цыганские обычаи: она не носила брюки, а только цыганские юбки, терпеливо переносила мужнины побои. Впрочем, надо сказать, он лупил ее обычно за дело, а именно за полную неспособность вести домашнее хозяйство. Она, бедняга, даже не могла правильно распределить деньги в магазине при покупке еды и могла, например, на всю семейную зарплату накупить только чипсов и йогуртов. Совсем мозгов не было у человека – может быть, впрочем, они были раньше, но атрофировались из-за побоев.

Как выяснилось позднее, эта Надежда в своем соблюдении цыганских обычаев способна была и на более решительные поступки. Оказывается, наш милейший Рома перед приездом в Булавино кого-то зарезал там у себя на О-щине. Как и положено цыганской жене, Надежда взяла вину на себя. Она заявила, что погибший пытался ее изнасиловать – вот и пришлось зарезать. Кроме того, она была в тот момент беременна. Короче, ее судить судили, но в тюрьму не посадили. Вероятно, дали условный срок. Всю эту историю, скорее всего, Моркунов знал с самого начала, чем и объяснялось его смущение по поводу их появления в Булавино, но мы узнали об этом значительно позже.

У Надежды и Ромы была трехлетняя дочка, которую они привезли с собой. Она была совершенно необузданная и невероятно энергичная, просто бешеная, не понимала никаких запретов и отлично материлась по-русски и по-цыгански. Несмотря на свой возраст, была способна в кратчайший срок устроить очень серьезные разрушения в любом хозяйстве. Мы с этим столкнулись, когда «цыганка» Надежда через год собралась рожать еще одного ребенка, и на время, пока она была в роддоме, девочку отдали пожить к Даше. Девочка прожила у нее три-четыре дня, но впечатления оставила о себе необычайно сильные. Даша теперь называет ее не иначе как ребенок-монстр.

Четвертым членом семьи была некая Зоя, женщина лет сорока-сорока пяти, с сильной инвалидностью. Что у нее там была за болезнь, я точно не знаю, но она практически не могла ходить, и ее приходилось на мало-мальские расстояния носить или возить на тачке. По дому, впрочем, она как-то передвигалась самостоятельно. Цыгане иногда называли ее «мать», и некоторое время все думали, что она мать Ромы, но потом оказалось, что это вовсе не так. Интересно, что именно этот, казалось бы, совершенно беспомощный и зависимый от других член семьи и был ее центром и, скорее всего, фактически ее главой.