Шрифт:
— Значит, либо это подвид больших пауков, который, возможно, паразитирует на Пресветлых… либо просто ранняя стадия развития этих крылатых существ, — рассудил доктор Берроуз. — Как гусеницы у бабочек.
— Может быть, — сказал Уилл, поняв, что имеет в виду отец. — Тогда получается, что в этих туннелях пауки откладывают яйца и растят потомство? — Он боязливо посмотрел по сторонам. — И мы сейчас в паучьем гнезде?
— Верно, — согласился доктор Берроуз. — Вполне вероятно, что здесь эти паукообразные появляются на свет, а потом расползаются по системе туннелей в поисках пищи.
Через двадцать минут пути им встретилось еще одно ответвление влево, но и оно оказалось населено мелкими пауками.
— Как же нам встретиться с остальными? — задался вопросом Уилл.
— Не знаю. Я предлагаю идти дальше по этому пласту, — сказал доктор Берроуз, стараясь настроить сына более оптимистично.
— А вдруг один из этих туннелей привел бы нас к Марте и Честеру? — предположил Уилл, размышляя, насколько опасны мелкие паукомартышки. В итоге он решил, что слишком велик риск наткнуться на взрослого паука или, хуже того, на Пресветлого, так что мальчик с отцом пошли вдоль шва, поднимаясь все выше и выше.
По пути они рассказывали друг другу о своих приключениях. Уилл начал с того, как они с Честером обнаружили в подвале его туннель и, заново раскопав его, попали в Колонию, где их арестовали. Потом мальчик рассказал о встрече со своим родным отцом и братом — встрече, которая открыла ему, что он сам родился в Колонии.
— Ребекка мне говорила, — сказал доктор Берроуз.
Порой Уиллу было тяжело говорить о том, что с ним случилось, и он замолкал, собираясь с силами. Он рассказывал отцу о стигийцах и об их жестокости.
— А я не заметил в них такого, — категорично заявил доктор Берроуз. — Они со мной хорошо обращались. Разрешали мне ходить где угодно. Вообще самые дурные впечатления у меня связаны с колонистами. Особенно в Трущобах: там меня отколотили местные бандиты. Если стигийцы временами и действуют сурово, то, я думаю, Колонии это только на пользу, раз там столько нарушителей спокойствия.
— Действуют сурово? Опомнись, пап! — сказал Уилл, от волнения повышая голос. — Стигийцы — злодеи, они пытают и убивают тех, кто с ними не согласен! Разве ты не видел, что они творят с копролитами и ренегатами в Глубоких Пещерах? Они же их расстреливают десятками!
— Ничего подобного я не видел. Потом, откуда ты знаешь, что это были стигийцы, а не какие-нибудь отщепенцы из ренегатов? Те, судя по всему, плевать хотели на законы.
Уилл только покачал головой.
— Чужую культуру надо уважать, Уилл. Нельзя судить их исходя из своих ценностей, — сказал доктор Берроуз. — И не забывай, что ты здесь чужой: ты без позволения вторгся в их мир, и если они дурно с тобой обошлись, это означает только то, что ты чем-то их оскорбил.
От назиданий доктора Берроуза Уилл на время лишился дара речи. Он захлопал ртом и запыхтел, как будто отплевывался от перьев.
— ОСКОРБИЛ? — яростно прохрипел мальчик, когда к нему вернулся голос. — ОСКОРБИЛ? ИХ? — Он глубоко вдохнул, стараясь успокоиться. — Пап, да ты совсем с ума сошел. Ты что, не слушал, что я тебе рассказывал?
— Не горячись, Уилл, — проговорил доктор Берроуз. — Ты сейчас ведешь себя точно так же, как в те разы, когда ссорился с сестрой и взрывался ни с того ни с сего.
— Она мне не сестра, — сердито возразил Уилл.
Но доктор Берроуз стоял на своем:
— Вы с ней вечно пререкались, чуть ли не до драки. И сейчас ничего не изменилось, так ведь?
Уилл понял, что спорить с отцом бесполезно, и решил, что единственный способ его убедить — это рассказать все до конца, и поведал ему о своих приключениях в Глубоких Пещерах. Доктор Берроуз внимательно слушал.
— Смертоносный вирус, перестрелка и родная мать, которую ты не знал. Этого на целый фильм хватит, — сказал доктор, полагая, что сын закончил рассказывать. Но Уилл хотел еще кое-что уточнить.
— Знаешь, пап, меня давно, с тех пор как ты пропал, тревожил один вопрос.
— Какой? — поинтересовался доктор Берроуз.
— Тем вечером в Хайфилде, когда ты выбежал из гостиной… о чем вы с мамой спорили? — спросил он.
— Я пытался рассказать ей, что хочу сделать, но она не стала слушать… Приклеилась к телевизору и только отмахивалась. Твоя мать и в лучшие-то времена не подарок, а тут я, вынужден признаться, потерял терпение.
— Так что в итоге? Ты ей рассказал, куда собрался?