Шрифт:
Регис смутился, отступил растерянно. Тэкля со злостью махнула мокрой тряпкой возле самого его носа.
— Что я увидела в нем?! Он старый и чудак, это верно! Зато у него бог есть, а у вас у всех за душой ничего нет!
Регис изумился:
— Како-ой бог? О че-ем ты?!
Но молодая женщина уже взяла себя в руки и устыдилась своего поступка. Они вернулись в комнату, и Тэкля сразу озабоченно обвела глазами стены, всплеснула руками:
— Чтоб тебя, и там паутина!..
Дольше, чем нужно, смахивая паутину в углу, Тэкля уже миролюбиво сказала, не оглядываясь:
— Еще встретите свою, отец Николай, поверьте мне! Да за вас любая пойдет!
Регис растерянно посмотрел на нее.
— Хороших людей любят только хорошие, а где теперь таких взять? Впрочем, спасибо, что утешила…
Тэкля упорно избегала его взгляда.
— Однако ты с характером! Не ожида-ал я от тебя такого, поверь!..
— Да ведь и вы, отец Николай, иногда скажете такое, что и слушать не хочется! — не то оправдывалась, не то упрекала Тэкля, и смуглое ее лицо зарделось тонким румянцем. — Нашли кого мне в пример приводить! Лентяи, беспутники, обжоры — вот кто они!!
Регис явно был сбит с толку. Он помолчал, глубоко вздохнул и пошел на свое место.
— По-твоему, я ничего не стою?! Гм!.. Выходит, нет и у меня бога в душе, так? Скажи честно: неужели я так низко пал?
Ответа не последовало, и дьякон не то в шутку, не то всерьез добавил с надеждой:
— Знаешь, милая Феклуша, почему я пью? Тяжко мне, дорогая!
Тэкля с доброжелательной участливостью поддержала его ложь:
— Правда?!
— Потому что я все ваши грехи в себе ношу! Людские беды несу на себе, точно тяжелое бревно! Дай расскажу тебе об одном споре на небе, будешь слушать?
Тэкля с готовностью смотрела на него.
— Когда святая троица стала думать о грехах рода человеческого, бог-отец заявил, что очень состарился и его уже нельзя посылать на грешную землю для спасения людей. Святой дух сослался на свой облик: очень уж смешно будет, если тот, кто собрался избавить род человеческий от грехов, повиснет на кресте в виде голубя. Тогда бог-сын тяжело вздохнул и говорит: «Ладно, черт вас бери! Вижу, что ношу с терновым венком придется нести мне!» С этими словами и отправился на Голгофу! Ха-ха-ха-ха!.. Ты только вспомни: сколько людей ко мне обращается со своими бедами и горем, сколько мне пришлось наслушаться от них?! Трудно бывает после этого, а выпью — сразу делается легче, понимаешь? Ах, Феклушка, ты хорошая, добрая, но этого понять неспособна!.. Сядь лучше, причастись, не стесняйся, прошу тебя! Ведь и причастие пошло от Иисуса Христа!..
Регис фамильярно потряс за цепочку распятье, точно он осушил с богом-сыном не одну бочку вина и знает его как законченного забулдыгу.
— Мужик был что надо! — Выбитый из колеи дьякон виновато глядел на нее влажными глазами. — Павел и этот Пинкусов балагула святые праведники, в рот не берут спиртного. Вот мне и приходится одному тут фасон держать!
В голосе и манерах этого незаурядного плута, сына обыкновенного белорусского мужика из Жабинки, долгое время жившего в Петербурге и ныне ездившего каждую неделю в Кринки стричь у парикмахера и орошать дорогим одеколоном свою черную, с искрой бороду, было столько мужской привлекательности, что по нему сходили с ума не только сельские бабы. Рассказывали, что красивая помещица из Щорсов по уши влюбилась в него и предложила поселиться у нее. Фанатичная католичка поставила единственное условие — принять католицизм — и, встретив отказ, ушла в виленский монастырь. Доброй от счастья, душевной женщине, Тэкле захотелось пожалеть человека, нуждающегося в ее участии. И она присела на краешек табуретки, с ласковой доброжелательностью глядя на дьякона.
В это время с первого этажа донесся сильный и требовательный стук в дверь. Песни, крики, патефон — сразу все затихло..
— Ой, кто там?! — насторожилась Тэкля. — Подождите, отец Николай, я только взгляну, кого там несет так поздно. Это чужой, свои заходят сразу…
Тэкля заторопилась из комнаты. За ней вышел и Регис. Из дверей высовывались головы любопытных. Дьякон постоял, прислушался.
— Опять приперся, паршивец?! — ругала кого-то внизу Тэкля.
— Выйди, поговорим! — попросил мужской голос.
Тэкля молчала.
— Выйди на переговоры!
— Не о чем нам разговаривать!
— Выйди, говорю!..
— …
— Ладно, я тебе все прощаю!
— Ах, проща-аешь?! — помолчав, язвительно отозвалась Тэкля. — А ты спросил: простила ли я тебя?!
— Перестань и выслушай меня! — твердил свое мужчина. — Хату ставлю в Берестовице…
Молчание.
— Осталось только печь сложить…
— …
— Иди ко мне, жить будем вместе! Кафели белой купим!
— А потом станешь зубы мне считать, как в Праздниках?!
— Пусть рука отсохнет, если опять подниму ее на тебя!..
— Знаю я тебя! Говоришь так потому, что еще трезвый! А как напьешься, как забубнят тебе в уши, что с проституткой живешь, опять скотиной станешь!
Голос мужчины стал категорическим:
— Так нет? Жена ты мне или кто?! А ну, собирайся, иди за манатками, а то могу и полицию позвать!
— Ах ты гнида! — взорвалась Тэкля. — Хоть самого Пилсудского зови, беги в Варшаву, я все равно к тебе не вернусь! Не люблю, слышишь?.. Ненавижу!.. Бегал по селу, последними словами поносил, позорил, а теперь смотрите, одумался!.. Жить буду с тем, кто нравится, я свободная!