«Тревожимые внутренним огнем…»: Избранные стихотворения разных лет
вернуться

Терапиано Юрий Константинович
Шрифт:

Леконт де Лиль

«Мир — стройная система, а разлив Неукрощенных чувств доступен многим. Поэт лишь тот, кто чувство подчинив, Умеет быть достойным, мудрым, строгим»… Перчатки, отвороты сюртука И властный профиль — мне таким он снится. Он был скупым: спокойствие песка, В котором бешеный самум таится. Мне снится он, надменный и прямой — Прямые линии присущи силе; Был одинок всегда учитель мой: Склонялись перед ним, но не любили. Он говорил: «Сверхличным стань, поэт Будь верным зеркалом и тьмы и света, Будь прям и тверд, когда опоры нет, Ищи в других не отзвука — ответа. И мир для подвигов откроется, он твой, Твоими станут, звери, люди, боги; Вот мой завет: пойми верховный строй — Холодный, сдержанный, геометрично-строгий. Снег на вершинах, сталь, огонь, алмаз Бог создал мерой высшей меры в нас!»

Стефан Малларме

«Чахотка ныне гения удел! В окно больницы, льется свет потоком, День, может быть, последний, догорел, Но ангел пел нам голосом высоким. Блуждали звезды в стройной, тишине, Часы в палате медленно стучали. Лежать я буду: солнце на стене, На белой койке и на одеяле. Я в этом пыльном городе умру, Вдруг крылья опущу и вдруг устану, Раскинусь черным лебедем в жару, Пусть смерть в дверях, но я с постели встану: Я двигаюсь, я счастлив, я люблю, Я вижу ангела, я умираю, Я мысли, как корабль вслед кораблю, В пространство без надежды отправляю. Вот солнцем освещенный влажный луг, Вот шелест веток, паруса движенье…», Поэт очнулся. Он глядит — вокруг Коляски, шум. Сегодня воскресенье. Цветут каштаны — о, живой поток! Цветут акации — о, цвет любимый! Он шел, он торопился на урок, Озлобленный, усталый, нелюдимый, Остановился где-то сам не свой. — Дух дышит там, где хочет и где знает — Какая тема странная: больной В общественной больнице умирает.

«Каким скупым и беспощадным светом…»

Каким скупым и беспощадным светом Отмечены гонимые судьбой, Непризнанные критикой поэты, Как Анненский, поэт любимый мой. О, сколько раз, в молчаньи скучной ночи Смотрел он, тот, который лучше всех, На рукопись, на ряд ненужных строчек, Без веры, без надежды на успех. Мне так мучительно читать, с какою Любезностью — иль сам он был во сне — И беззаконно славил как героя Баяна, — что гремел по всей стране. И называл поэзией — чужие Пустые сладкозвучные слова… И шел в свой парк… И с ним была Россия, Доныне безутешная вдова.

«Парк расцветающий, весенний…»

Парк расцветающий, весенний, В пруде глубоком отражен; Мерцаньем призрачных растений Взор лебедей заворожен. Какою тайной беззаконной Вода притягивает их? Мир подлинный, мир преломленный Какой правдивее для них? Как человеку, белой птице Даны простор и высота; Ей пред рассветом та же снится Земли печальной красота. Но, созерцая отраженье Лучей, встающее со дна, Нам недоступное ученье О небе черпает она.

«Качалось дерево сухое…»

Качалось дерево сухое В ненастный вечер за окном, Сад почернел, как остов Трои, Сожженной гибельным огнем. Всю ночь до самого рассвета Очаг, дымя, пылал в углу И дождь, размеренно, как Лета, Стекал беззвучно по стеклу. Нигде ни шороха, ни стука, Все то же, как сто лет назад: Грязь на дороге, ветер, скука, Восход, похожий на закат.

Командарм

Командарм под стражей, под замком. Часовые, сторожа кругом. Завтра рано утром повезут Командарма красного на суд. — Ты предатель родины и вор, С заграницей вел ты разговор, Ты с собакой Троцким яму рыл, С мертвым Каменевым ворожил! И увидел вдруг — в дыму, в огне — Он себя на золотом коне: Как он перед строем гарцевал, Шашкою отмахивал сигнал. Помнишь, помнишь — синий поезд твой, Ярко-красный флаг над головой? Как равнялся конный строй, пыля, Как гудела, как тряслась земля, Как сплеча рубил ты, осердясь, Как поляков втаптывал ты в грязь, Как кричал ты: «Белых выводи!», Как сердца стучали в их груди, Как под утро наряжали взвод Вывести их начисто в расход. — С пулею в затылке, руки врозь, — Завтра станем братьями, небось!

Стихи о границе

1. «Бьется челнок одинокий…»

Бьется челнок одинокий Времени в ткацком станке, Ветер шумит на востоке, Тучи идут налегке. И в облаках, искушая Смелостью гибельный рок, Птичья летящая стая Ищет пути на восток. Смотрит в пространство пустое: Неодолимо оно. Сердце мое слюдяное, Бедное светом окно!

2. «Хмуро надвинув наличник…»

Хмуро надвинув наличник, Путь часовой сторожит. Мимо столбов пограничных Заяц не пробежит. Зверю и человеку: — «Стой!» — сиянье штыка. Ветер сухой через реку Низко несет облака. В снежную русскую вьюгу, В зимнюю трудную мглу, Брату родному, другу: — «Стой! Пропустить не могу!».