«Тревожимые внутренним огнем…»: Избранные стихотворения разных лет
вернуться

Терапиано Юрий Константинович
Шрифт:

«Ветки устало качаются…»

Ветки устало качаются В мокром, печальном саду Светлое лето кончается Ветер приносит беду. В час темноты изнурительной, Грустную ноту ведя, Осени шепот томителен В медленных каплях дождя. Слушаю сердцем молчание, Прошлое встало со дна, Прошлое в ясном сиянии — И тишина, тишина.

«Вот так случается весною…»

Вот так случается весною — Всё станет радостным вокруг И в сердце острой теплотою Сиянье разольётся вдруг. Как паутинка — дуновенье, Две-три секунды, счастья миг — И налетает вдохновенье, Не вычитанное из книг.

«Все что было — как много его и как мало!..»

Все что было — как много его и как мало! Ну, а память, магическая игла, Пестрым шелком узоры по белой канве вышивала, Возбуждала, дразнила, манила, звала. «Эти годы»… и вдруг: где теперь эти годы? Под мостами вода навсегда утекла И остались одни арок гнутые своды, Серый камень, чужая парижская мгла. И когда-нибудь скажут: «их время напрасно пропало, Их судьба обманула, в изгнанье спасения нет». Да, конечно! Но все же прекрасное было начало — Радость. Молодость. Вера. И в сердце немеркнущий свет.

«Выхожу на дорогу с тобою…»

Выхожу на дорогу с тобою, Милый друг мой, мы вместе идём. Плачет ветер, подобно гобою, Туча вновь угрожает дождём. Под таинственным небом деревья Спят в тумане, и сон их глубок, Сон их — древность, костры и кочевья, Дальний путь и тропа на восток. Вот, лицо к твоему приближая, Слышу ветра каспийского звон, Вот земля зацветает чужая Пёстрым станом шатров и знамён. А вокруг — тишина полевая. Сядем тут, над ручьём, у креста. В летний вечер вода ключевая Так прозрачна, легка и чиста.

«Выйду в поле. На шоссе всё то же…»

Выйду в поле. На шоссе всё то же. Изредка мелькнёт велосипед. Вновь такой же, со вчерашним схожий, Вечер, полумрак и полусвет. Фонари автомобилей, звёзды, Грусть о тех, которых не вернуть. Тихий и прозрачный летний воздух И кремнистый лермонтовский путь. Снится мне: за грани туч прекрасных, За ограды всех миров иных, Музыкой таинственной и страстной Ввысь летит дыхание земных И, росой вечерней ниспадая На траву и пыльные кусты, Хрупкой влагой, не достигнув рая, Падает на землю с высоты.

«Глубину одиночества мерьте…»

Глубину одиночества мерьте Божьей мерой и мерой людской В час, когда приближается смерти Неподвижный и страшный покой. «Даже смерть, всё пройдёт, всё проходит», — Так гласила арабская вязь На могильном столбе, на восходе Блеском солнца и моря светясь. В Истанбуле сады расцветали, Ветер с юга дыхание нёс… Мы мудрее теперь. Мы устали. Что нам розы? Сейчас не до роз!

«Далекие темные горы…»

Далекие темные горы Осенний закат осветил, И вечер тяжелые шторы Над нашим окном опустил. В сиянии лунном, нетленном, В глубоком покое ночном Усни, — бесконечно-блаженным, Чудесно-беспамятным сном. Прощается лето с тобою, В реке замерзает вода. А там, над звездой голубою, Другая зажжется звезда.

Диана Люксембургского сада

Закинув руку за плечо, Стрелу ты ловишь из колчана, Вздыхающая горячо, Разгорячённая Диана. Ты мчишься в каменном кругу Одежд, вскипающих как пена, И как виденье на бегу Сверкает лёгкое колено, Такой стремительный полёт, Такая лёгкость пред глазами, Что будто бы весь сад плывёт, Летит, кружится вместе с нами. Диана в воздухе сухом Ритмические мечет стрелы, И мрамор кажется стихом Ямбически-окаменелым.

«Думал — такого сознанья…»

Думал — века измерил, А жизнь прожить не сумел.

А. Белый

Думал — такого сознанья Не было в мире, что вот Он лишь один в состоянье В горний пуститься полёт. Духа сиянье слепило, Музыка пела ему, Тайная чудная сила Вниз устремлялась, во тьму. И, как на посохе мага, Розами мудрость цвела. Буквы, чернила, бумага И полировка стола… Но ничего не сумел он Выразить. Сроки прошли, И в пустоте прозвенело Слово, коснувшись земли. И, умирая, как с кручи, Рушился он с высоты, Падал звездою падучей, Так же как Блок и как ты.