— Помилуй бог, — растерялся главный инженер, — я и современное-то представляю себе весьма отдаленно.

— А жаль, — щелкнул языком Вершинин.

— Почему?

— В уголовном законодательстве того времени существовал такой термин — оставить в подозрении. Это когда виновность человека установить не удавалось, а жизнь хотелось испортить. Похожее произошло и с Кулешовым. Не правда ли?

— Вы… вы… какую аналогию проводите? Вы забываетесь, — побагровел Раков.

— Это я к слову, — вывернулся Вершинин.

Раков повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

— Я забираю у вас все материалы. Вот вам постановление, — безапелляционно заявил Вершинин Комлеву и спрятал документы в портфель.

Тот коротко кивнул, теребя в руках тесемки от папки.

«Может, зайти к директору», — подумал Вячеслав, выходя от Комлева и уже было направился на третий этаж, но тут вспомнил о поведении Мартьянова на коллегии главка и, резко повернувшись, пошел к выходу.

Вернувшись из поездки, Вершинин первым делом направился к Салганнику. Однако Гриша встретил приятеля мрачно, на вопросы отвечал коротко и односложно. Настроение у него было неважное. Вячеслав пытался растормошить товарища, но безуспешно.

— Оставь меня в покое, Славка, — буркнул тот в конце концов. — Тебе хорошо трепаться, а у меня вот подозреваемый сбежал, и дело теперь застопорилось.

— Как это случилось? По чьей вине?

— Вина общая, в том числе и моя. Работали много, ждали удобного момента, чтобы применить меру пресечения, и вот сорвалось. Обидно.

— Брось горевать, все образуется, — попытался утешить его Вячеслав.

Не реагируя на попытки Вершинина утешить его, Салганник сказал:

— Тебя дважды спрашивала какая-то женщина. Подай ей Вершинина — и точка! По важному делу, говорит. Я ей объяснил, что ты должен вот-вот приехать.

«Скорее всего, мамаша Шестакова приходила оказывать на меня психическое воздействие», — подумал Вершинин и попросил Гришу описать внешность женщины.

— Как тебе сказать? — Салганник потер кончиками пальцев лоб. — Полная, лет сорока, обильно увешанная изделиями из желтого металла. Скорее всего процветает под покровительством Гермеса. Выглядит растерянной.

«Кто такая? — пытался угадать Вершинин. — Полная… в золоте. На Кулешову не похожа, на Шестакову тем более. Кто же это?»

Он пошел к себе, оставив Салганника, который осипшим голосом требовал по телефону розыска пропавшего экспедитора.

Из замочной скважины в дверях кабинета торчала туго свернутая в трубочку записка. Вячеслав вынул ее и прочел неровные прыгающие строки:

«Только мне. Это значит, что в милицию она еще не сообщала», — сообразил Вершинин и тут же набрал указанный номер. Едва отзвучал первый сигнал, как трубку подняли, и Вячеслав сразу уловил знакомые интонации.

— Как я рада вашему приезду, — с волнением проговорила Глухова. — Я давно вас разыскиваю, два раза приходила в прокуратуру. Нам необходимо встретиться. Дело не терпит отлагательства, — в трубке послышались всхлипывания.

— Приезжайте, я жду вас, — коротко ответил он.

Глухова вошла запыхавшись.

— Как хорошо, что вы приехали, — сказала она, сильно волнуясь. Из-под набрякших век тотчас заструились слезы, прокладывая извилистую дорожку на припудренных щеках. Вячеслав молчал, зная по опыту, что женщине в таком состоянии надо дать выплакаться — снять излишние эмоции, а уж потом переходить к серьезному разговору.

— Вячеслав Владимирович! — едва выговорила она сквозь слезы, — дайте мне слово, что плохого Витеньке не сделаете. Он страдает безвинно. На него нарочно наговаривают, завидуют нам. А он ведь и мухи не обидит. Мальчик послушный, хороший, вина и то в рот не берет.

Вершинин едва сдержал улыбку, вспомнив рассказ Олега Гагулина о том, как лихо пил водку Глухов на товарном дворе, но промолчал.

— Откуда вы взяли, что мы ему хотим сделать плохо? — успокоил он мамашу. — Выясним кое-что и, если не виноват, отпустим. Что же ему теперь вечно в бегах быть?

— Нашелся Витенька. Недалеко он, — тихо сказала Глухова, с надеждой глядя на следователя.

— Где же?

— Позавчера весточку я от него получила, — она щелкнула никелированными застежками сумки и достала лист бумаги.