Вершинин осторожно развернул заляпанное грязными пальцами письмо и прочитал следующее:

Бумага пахла дымом. Вячеслав повертел ее в руках и еще раз перечитал.

— Позавчера сообщить нужно было, — с досадой сказал он. — За два дня знаете сколько может измениться.

— Я и приходила к вам позавчера, сразу как получила, а вы в отъезде оказались.

— Есть же милиция — Стрельников, Пантелеев. Они сразу приняли бы меры, глядишь, и Виктор был бы уже тут.

— Знаю, как они разбираются, — с неожиданной злобой выкрикнула Глухова. — Посадят в камеру — там, не то что ребенок, взрослый со страху чего хочешь наговорит на себя.

— Ну, это вы напрасно, — возразил Вершинин. — Народ в милиции опытный, грамотный работает. Один Стрельников чего стоит.

Глухова промолчала.

— Кстати, а где же конверт? — поинтересовался он, пряча письмо в стол.

— Оно не почтой пришло, мне его передали.

— Передали? Кто же?

Глухова секунду колебалась, а потом почти шепотом произнесла:

— Гагулин из нашего поселка. Олег Гагулин. Он где-то встретил Витю, и тот передал ему для меня письмо.

— Что еще рассказал вам Гагулин?

— Только передал записку и ушел, хотя я и пыталась разговорить его.

— Гагулина я знаю, — задумчиво сказал Вершинин. — Тот, который поваром мечтает стать.

Глухова кивнула головой.

— Еще один вопрос, — обратился к ней Вячеслав. — Деньги у Виктора есть?

— Есть. Уходя, он разбил свою копилку. В ней рублей пятнадцать было.

«Ай-ай-ай, — рассуждал Вершинин сам с собой по дороге в поселок, — какой же я нахал. Наобещал парнишке с три короба, да за хлопотами забыл. Какого-же он будет обо мне мнения? Болтун, подумает. Вот так накладочка получилась».

Раздосадованный своей забывчивостью, он заерзал на сиденье.

— Что случилось? — обеспокоенно спросил пожилой шофер прокуратуры Ростовцев и одновременно резко нажал на тормоза.

— Пустяки, Дмитрич, пустяки. Поезжай. Просто я еще раз убедился, что обещанное надо выполнять и как можно быстрей, а то забудется.

— Истина, не требующая доказательств, — согласился тот, прибавляя газ.

«Москвич» понесся в поселок. Олег Гагулин ковырялся с лопатой на приусадебном участке перед домом. Видно было, что работа доставляла ему удовольствие. Приоткрыв от усердия рот, он с таким остервенением вскапывал землю, будто сражался с врагом. В прохладный апрельский день мальчишка до того запарился, что разделся до майки. На худом теле выпирали ребра. Увидев следователя, он покраснел и воткнул лопату в землю.

— Привет, Олег, — помахал рукой Вершинин. — Я в гости приехал. Родители-то дома?

— Мать дома, — глухо отозвался подросток без особой радости.

— Ну и чудесно! Я приехал выполнить свое обещание, — покривил душой Вячеслав. — Помнишь, какое?

Тот молча кивнул.

— Кстати, почему ты не в школе? Или бросил?

— Я во вторую смену хожу.

— По-прежнему в училище тянет?

— Я своих желаний не меняю, — с большим достоинством сказал Гагулин и с вызовом посмотрел на собеседника. — Все равно год окончу и в кулинарку уйду.

— Ну и прекрасно, коли ты такой настойчивый. Я постараюсь помочь.

— Мама! К тебе пришли, — крикнул Олег, повернувшись к окну.

На крыльце показалась стройная женщина в обтягивающем фигуру розовом трикотажном костюме. Безукоризненная прическа из крупно завитых белокурых локонов, свежее моложавое лицо заставили Вершинина на секунду усомниться, мать ли она подростку. Ее свободно можно было принять за его сестру. Однако в тот же момент Олег сказал ей, разглядывая землю:

— К тебе пришли.

— Я из прокуратуры, — ответил на ее молчаливый вопрос Вячеслав и прикинул, сколько ей может быть лет.

— Олежка! — сразу озлилась та, — опять натворил чего, стервец? — и угрожающе шагнула в его сторону.

Лицо женщины моментально подурнело, кожа на щеках чуть одрябла, проступили морщинки.

«За сорок, — уверенно решил Вершинин. — Гнев, слезы и смех быстрее всего выдают возраст человека».

Олег странно втянул тонкую, длинную шею в плечи и стал ковырять лопатой слипшийся кусок земли.