Она игриво отвернулась от соседа, но это было просто легкое кокетство.

Молодой боец проявил инициативу и смелость, которая была встречена весьма одобрительно, и встречные предложения превзошли все изначальные планы.

Это был фейерверк ощущений.

Возможно, он просто умер бы смертью юного героя, но посреди ночи барышня вышла попить воды и больше, слава Богу, не вернулась. Весь следующий день, свой единственный выходной, Филипп наводил порядок в разгромленной квартире и готовил праздничный стол. Он собирался торжественно встретить свой очередной день рождения в кругу приглашенных гостей — авиаторов и артистов.

Но судьба распорядилась иначе.

Днем пришла милиция. Участковый не застал в квартире ничего предосудительного, кроме непонятных медвежьих шкур и горы бутылок, но потребовал у Фила документы. Он посмотрел в паспорт и сказал, что Филу «нужно быстро мотать домой к мамкиной титьке» отмечать свой день рождения. За спиной у милиционеров маячили активисты «ЖЭК» и любопытные, а соседка с нижнего этажа громко докладывала о своих впечатлениях от минувшей ночи.

Участковый составил протокол и передал повестку для ответственного квартиросъемщика, Филиппу он приказал немедленно убираться, и тому не оставалось ничего делать, как подчиниться власти. Он прошел сквозь строй милых соседей, которые пожелали ему вслед много доброго и приятного в этой жизни.

Был холодный ноябрьский вечер.

Его день рождения. Гитара болталась за спиной и тонкий ремень резал плечо, в авоське лежали собранные впопыхах рубашки, трусы и носки. Вторая рука была нагружена рулоном карты и стопкой тетрадок со стихами во второй авоське.

Он шел по темному холодному миру и совершенно не знал, куда ему податься. Он, в принципе, никому не был нужен на этой Земле и в голову лезли всякие нехорошие мысли. Хотелось прыгнуть с крыши дома. Почему- то вспоминалось все самое плохое и страшное, и главное, впервые после стольких лет, вспомнилась черная дыра материнских глаз на суде. Он не плакал, просто слезы сами катились из его глаз, и остановить их не было никаких сил.

У отца была новая жена и дочка, у сестры Верки наладилась личная жизнь, и она родила второго ребенка, друг Сашка был далеко, в Кировограде, театр был закрыт, а все женщины были сладки, но продажны, и волшебный замок любви оказался грязным притоном.

Холодный ветер вытравил слезы. Филипп зашел в маленький магазинчик, где на полках стояли банки березового сока, лежало хозяйственное мыло, черный хлеб и выстроились бутылки золотистого ликера «Бенедиктин» с выпавшими на дно белыми кристаллами сахара. Денег хватило на бутылку ликера и буханку черного украинского хлеба.

Он зашел в один из парадных подъездов старинного киевского дома и уселся на низкий холодный мраморный подоконник. Филипп поздравил себя с праздником. Половину содержимого бутылки он проглотил одним махом, и в желудке вскипел самовар. Горячий черный хлеб таял во рту, и его запах возвращал некие добрые ассоциации, но на крышу все равно тянуло. Тем более, что под действием душистой «огненной воды» трын-трава становилась все выше, а граница между жизнью и не жизнью — все неразличимее. Как он открыл двери чердака на последнем этаже, Фил так и не понял, но очутившись на крыше дома, почему-то радостно завопил во все горло. Крыша была покатой и скользкой. Он аккуратно прислонил гитару к трубе дымохода и там же положил авоську с трусами. Тетрадки со стихами он просто швырнул в чердачное окно и громко и радостно расхохотался. Оставалась громоздкая карта. Филипп решил, что лучшего ковра-самолета не придумать, раскатал рулон старой ткани и, став на него обеими ногами, скользнул по железным листам шестиэтажки. Ткань скользила по гладкой поверхности крыши, и Филипп уже раскинул руки, чтобы при взлете ощутить тугую поверхность воздуха под крылом...

Тонкий провод радиоантенны впился в лицо, и Филипп грохнулся на гулкое железное покрывало. До края крыши оставалось несколько сантиметров, но на самой границе стальной и воздушной стихий высился невысокий сварной заборчик. Именно у этой преграды и остановился своенравный ковер-самолет. Яркий отблеск лунного света засуетился по поверхности карты и осветил паутину тонких линий, загоревшихся яркими голубыми штрихами. Линии изгибались, перетекали одна в другую, утолщались или становились тоньше, пока не выстроились в отчетливое изображение.

Это было лицо женщины. Знакомое до боли.

Филипп силился вспомнить, чье именно это лицо, но изображение вдруг перестроилось в созвездие Скорпиона. Он поднял глаза к небу и увидел, что и над головой его висит таже комбинация звезд. Тихий голос, словно из старенького радиоприемника, оказался где-то рядом и как бы продолжил начатую ранее мысль.

— В месяц Бул воды потопа покрыли землю и стояли на земле 40 дней, мир не мог забыть об этом до тех пор, пока царь Соломон не построил Иерусалимский Храм и не завершил его в месяц Бул. Знак месяца — Скорпион, буква месяца Нун, но вав-гей-йуд-гей — только левой рукой космос услышит. Воды потопа очистили землю, но грехи людские превратили воды Торы в горькие воды. Не давай волю желаниям, научись обуздывать себя, и ты достигнешь любых поставленных целей!