Афанасьев Игорь Яковлевич
Шрифт:
Балерины все были одеты в черные красиво облегающие тело купальники и в черные колготы, подчеркивающие формы тренированных ножек. Зрелище было — глаз не оторвать. Фил сглотнул слюну и постарался вспомнить зачем он сюда пришел.
— Ох, девушки, берегитесь, — затараторила миниатюрная с левого фланга, — эти американцы, как голодные волки! Сразу хвать тебя — и в койку! Их там, в Америке, совсем бабы замучали «секшуал харасментом»!
— Ну и дуры! — стрельнула глазками в Филимона худая как тросточка, сидевшая рядом с голенастой. — Потому и едят теперь палочками один голый рис.
Филимон откашлялся и хотел согласиться с предыдущим оратором, но в этот момент заговорила пышненькая с правого фланга.
— Вы мне это бросьте, девки, парня смущать! Он все равно на мне женится!
На широкоскулом, чуть азиатском лице девушки мелькнула ослепительная улыбка, а в глазах блеснули озорные зайчики.
— Я только главного разыщу, хорошо? — переспросил Филимон. стараясь попасть в тональность розыгрыша.
— Главные приходят и уходят, — многомудро заметила голенастая, — а любовь ждать не станет!
— А где ждать нужно? — с готовностью раскрыла глаза пышненькая. Филимон не стал дожидаться коллективного хохота.
Нечленораздельно махнув рукой, он ретировался и уже в коридоре поймал себя на мысли о том, что слова черноглазой азиатки прозвучали для него совершенно ожидаемо. Он отогнал прочь глупую мысль и помчался в закулисье в поисках начальства.
Но, словно по составленному кем-то расписанию, именно в этот вечер тема балета всплыла вновь. После репетиции Виталик предложил выпить по рюмке и потащил Филимона к себе домой. Жил он в малюсенькой квартирке на окраине города, но отказывать ему было неудобно, и Фил согласился. Хитрый, циничный и цепкий Виталик, выторговав роль Хлестакова во втором составе исполнителей, талантливо ее репетировал, но еще более талантливо вошел в дружеский контакт с Филом. Нельзя было назвать его бабником, но и постоянная манерность оказалась ироничным имиджем. Он больше вспоминал былые победы, чем совершал новые подвиги, но пару — тройку раз затащил Филимона к себе на некие вечеринки с участием миловидных хористочек. Вечеринки затягивались допоздна, спать укладывались в тесной комнатке кто — где, и конечно, не в одиночку. Ничего обязывающего к продолжению взаимоотношений никто по утрам не произносил, все были довольны, а хористки настолько профессиональны, что на работе никоим видом не показывали свое тесное знакомство с режиссером.
В тот вечер Виталик пообещал знакомство с балетным цехом. Пролетев на машине вечерний город с запада на восток и заскочив по дороге за выпивкой, они минут через сорок добрались до дверей холостяцкой квартиры.
Не успели они вытряхнуть на тарелки содержимое пакетов, как в двери позвонили, и на пороге возникли две кандидатки в фотомодели. Одна из них, увидев Фила, всплеснула руками и запричитала:
— Ну, Ленка, ты сдурела!
Тут она сообразила, что ситуация требует соблюдения условностей и сделала в сторону Фила книксен.
— Меня зовут Людочкой!
Филимон узнал стройную худюльку из компании балерин, обсмеявшей его поутру.
— Ага! — грозно поднял палец Фил. — Вот сейчас мы продолжим диалоги о любви и дружбе!
— Ой, знаете, может в другой раз, — к общему недоумению засуетилась Людочка. Поружка посмотрела на нее как на ненормальную и, молча пожав плечами, протянула руку Филимону.
— Это у Людочки сейчас пройдет, я — Леночка.
Она прошлась по комнате, как по месту хорошо знакомому, и мимоходом чмокнула Виталика в щеку.
Легкий ужин соорудили в десять минут, но застолье не клеилось. Хотя и выпили брудершафт, Людочка сидела как на иголках, все время странно улыбалась и совершенно не реагировала на анекдоты и внутритеатральные сплетни, которых у Леночки было море. Виталик и Леночка, как выяснилось, были давно достаточно близки, затем, некоторое время, в ссоре, и сегодняшний вечер был посвящен их перемирию. Они глядели друг на друга маслянными взорами, и в воздухе сгущалась атмосфера нетерпения.
Филимон редко ошибался в перспективах случайных знакомств и выбрал оптимальный ход — он предложил Людочке подвезти ее домой, на что та отреагировала мгновенным согласием, а Виталик и Леночка фальшивыми отговорами.
Уже в машине Людочка как бы расслабилась и заговорила нормальным тоном:
— Вы меня извините, я, наверное, испортила вам вечер.
— Мы же выпили на «ты»? — напомнил Филимон. — Но если это преждевременно, то прошу вас не беспокоиться. Вечер выдался чудный, два человека вернулись друг к другу, а два других были свидетелями этого события! — Но вы не всегда же планируете для себя роль свидетеля? — усмехнулась Людочка. — Мне, например, Леночка пообещала сюрприз — знакомство с неотразимым Дон-Жуаном. Вот только не сказала, с кем именно.
— Ага, — рассмеялся Фил, — теперь понимаю причину вашего огорчения.
Реклама оказалась преувеличенной!
— Не знаю, не знаю, — кокетливо стрельнула глазками Людочка, — дело не в рекламе, а в Ленкином языке — мне такая реклама в театре не нужна. Мне уже тоже не восемнадцать — пора найти приличного человека. А главное, я дружу с Анжелкой, а как вы слышали сегодня утром, она вам пообещала, что вы женитесь на ней!
— Дружба — это святое, — согласился Филимон и повернул ручку радиоприемника в поисках музыки, — но если у меня другие планы?