– Конрад, я не знаю, что мне говорить…

– Говорите, как есть, мессия, – сказал Конрад. – Ведь ваши слова имеют власть над людьми. Мы все это видели…

– Но мне не нужна власть, Конрад, – с досадой сказал Лекс. – Мне нужен ответ: что делать, чтобы спасти этот мир? Пойми, хоть ты и считаешь меня Спасителем – я бессилен, пока не знаю, что делать…

– Возможно, Спасителю тоже нужна вера… – тихонько сказала Джи.

Конрад едва заметно улыбнулся:

– Видите, мессия, даже у этой девушки с планеты Мастеров рядом с вами начинают открываться глаза на истину. А я знаю твердо: вы найдете решение…

– Может, есть смысл поговорить с бывшим Верховным магистром? – сказал Лекс.

– Безусловно, – отозвался Конрад. – Потребуйте его освободить. Вас они должны послушать.

Лекс снова ощутил неприятный холодок между лопатками.

– Я не уверен… – сказал он. – Не уверен, что у меня это получится снова. Я слишком устал…

– Все получится, – сказал Конрад.

Джи взяла Лекса за руку, поднесла ладонь к губам, поцеловала.

– Получится… – прошептала она.

Шум в зале все нарастал, но когда на кафедру взошел арбитр, наступила тишина. Лишь один из трех магистров, занявших места в своеобразном «президиуме» рядом с кафедрой – тучный, лысый, с толстой складчатой шеей и заплывшими в узкие щелки глазами, тяжело поднялся и сказал с одышкой:

– Властью, данной мне Советом, как Верховный магистр Ордена я собрал вас здесь, чтобы сообщить следующее…

Он сделал паузу, обвел присутствующих взглядом глаз-щелок, и закончил с трагическим надрывом:

– Достопочтенный арбитр Маори принес нам печальную весть. Обитель Покаяния на небесном шаре, прозванном Обероном, погибла. Мы потеряли всех своих братьев в его холодной и мертвой пустыне. Страшная, мучительная смерть…

Зал взорвался изумленными криками. Верховный магистр болезненно поморщился, поднял руку. Шум стих.

– А ведь я давно говорил: не место братьям нашего Ордена за пределами небес. Ведь говорил, так? Не подобает нам, единственным защитникам заветов Пришедших Ниоткуда столь неосмотрительно пользоваться плодами прогресса, будь он во веки проклят…

– Проклят вовеки! – подхватил невнятный хор.

– Наше дело – молиться за приход Спасителя, что отсрочит Конец Сущего и простит нам грехи наши. А гибель наших братьев, нарушивших заветы – что это, если не кара, ниспосланная Спасителем?!

– Кара! – подхватили члены Ордена.

– А случайна ли эта трагедия? – Верховный магистр повысил голос. – Ведь мы едва успели разоблачить в наших рядах еретический заговор! Уж не расплата ли это за преступное легкомыслие некоторых членов Ордена?

– Истинно так! – зычно крикнул кто-то.

– Все не случайно! – глубокомысленно заметил другой. – Я чувствую связь – и это леденит мне душу…

– Расплата! Расплата! – беспокойно повторяли в рядах.

Арбитр всматривался в ряды, и решимость покидала его. Похоже, он передумал говорить – он пятился прочь от кафедры, вытирая вспотевшее вдруг лицо.

Верховный магистр в изнеможении рухнул в кресло, вяло махнул в сторону кафедры:

– Уважаемый мэтр Маори… Достопочтенный арбитр… Куда же вы?

– Я… Я просто… – пробормотал арбитр, несмело возвращаясь к кафедре.

– Вы хотели сообщить еще что-то важное, – сказал Верховный магистр. – Прошу вас. Последнее время Совет магистров собирается не часто – пользуйтесь случаем…

На своем месте в верхних рядах Конрад скрипнул зубами и прошипел:

– Конечно, нечасто! Мерзавец просто узурпировал власть!

– Но что же он молчит? – глядя на арбитра, беспокойно сказала Джи.

– Струсил! – процедил Конрад и обратился к Лексу. – Мессия, боюсь, вам придется самому.

Лекс сам уже понял это.

Чего проще: спуститься, как с небес, с высоты аудитории и объявить этим религиозным фанатикам, что он и есть их долгожданное божество во плоти. Живое воплощение мессии.

Безумие.

Но чего же он еще хочет? Чтобы его объявил съехавший с катушек арбитр?! «А сейчас, впервые на манеже – ап! – Спаситель собственной персоной! Только сегодня – головокружительные трюки и предсказание будущего!..»

– Что с тобой? – проговорила Джи?

Лекс заметил, что начал истерически посмеиваться собственным мыслям.

Надо брать себя в руки. Однажды он уже вырвался из собственной, природой данной «среднестатистичности». Заявил, что он – особенный, совершенно не такой, как они – обыкновенные люди.

А от необыкновенного человека и поступков требуют особых.

Что ж, пришло время платить по счетам…

– Я не знаю, что будет дальше, – сказал он. – Пусть это будет у тебя…

И в ложил в тонкую ладонь девушки устройство возврата.