Возница, прищурившись, посмотрел на Конрада и его спутников: они стояли как раз против солнца. Впрочем, и на этот раз он ничуть не смутился и сказал ничуть не изменившимся тоном:

– А… простите, ваша милость. Не разглядел вас против солнышка-то. Ну, не серчайте, не со зла я. Все знают, что Ян – не ума палата, и никто на него не сердится, да и я ни на кого не сержусь. Ежели рассудить здраво, то в простом человеке не ум главное, а трудолюбие и обходительность…

– Хорош болтать, дурень!

– Не извольте гневаться, ваша милость, а извольте проследовать в повозочку… И вас милости просим, господа хорошие, туда же, в повозочку. И вас, барышня тоже. Для того я и приехал, чтобы вас на повозочке отвезти. Все-таки, путь не близкий, и на повозочке куда как приятнее ехать, нежели ногами топать. Так это простому человеку идти тяжко – а каково же господам или, скажем, вот такой нежной барышне? Нет, это никак невозможно – природа у господ такая, что ходить они не приучены. А куда нам против природы? Против природы нам никуда….

Свою бесконечную речь толстяк продолжал уже, когда повозка разворачивалась, чтобы двинуться обратно по продавленной в траве колее.

В неказистую тесную «кабину» залезли не без труда, уселись прямо на груду ароматного, колючего сена. Еще здесь были какие-то полупустые мешки и глиняные кувшины. Лекс выбрал себе место «на корме» повозки – так, чтобы можно было свесить ноги. Джи устроилась прямо за спиной, обняв и положив голову ему на плечо. Арбитр затравленно сжался поцентру. Конрад примостился рядом с возницей.

Плетеный навес над головой раскачивался и скрипел. Скрипело в повозке все, словно сделано было не для езды, а для исполнения странной скрипучей мелодии, которой подпевали своими всхрапываниями и звоном колокольчиков волы.

Вскоре, однако, скрип перестал раздражать, и Лекс ощутил, что впал в какой-то удивительный транс: дорога из-под ног уползала вдаль медленно-медленно, и все здесь было так же тягуче, как и неторопливый ход волов. Этот мир находился в удивительном, сонном состоянии и ему не было дела до космических скоростей и неуклонно подползающей зловещей даты…

Трудно сказать, как долго они ехали – ориентироваться в таком темпе было непросто. Но закончился луг, прополз мимо лес, потянулись поля. В гуще злаков замелькали сгорбленные фигуры, все чаще по разбитой дороге навстречу стали попадаться люди. Словоохотливый возница никого не обделял вниманием, степенно здороваясь и находя для каждого особое слово:

– Здравствуй, Марта! Как дочка? Не хворает уже? А сестрица как – не разрешилась от беремени? Что-то давно не видел ее – а как гулять любила… Приветствую, кум! Куда запропастился? Ну, заходи, разопьем кувшинчик – если жена позволит, хе-хе… Мое почтение, господа кузнецы! Должок за мной, помню, как же… Эй, малый, чего под колеса лезешь, рук-ног не жалко?! Эх, молодежь… Доброго здравия, святой отец!

Вскоре появились и первые дома – сплошь деревянные, под соломенными крышами. В основном – неказистые, с маленькими, прорубленными в бревнах окошками. Всюду беспорядочно топтался скот, носились собаки, свиньи и босоногие дети.

Лекс чувствовал себя обманутым. Не так он представлял себе оплот мирового зла. И хоть Конрад намекнул на особый, подчеркнуто-отстраненный статус Бета-Земли, увидеть все воочию – совсем другое дело…

Повозка подпрыгивала на ухабах разбитой колеи, раскачиваясь так, что, казалось, вот-вот развалится. Но вдруг подскочила в очередной раз – и загрохотала новым звуком: из-под колес поползла каменная мостовая.

– Предместье, – прокомментировал Конрад. – Скоро город, а следом – территория Ордена.

Лекс не смог удержаться – поднялся во весь рост, выглядывая вперед над плетеной крышей.

Зрелище представилось живописное.

Это действительно был город – странный, эклектичный, в котором бурно смешались деревянные и каменные постройки разных эпох. Каменные строения по большей части представляли собой руины, частично растасканные на стройматериалы. Впрочем, некоторые дома содержались неплохо, и все они были никак не моложе века девятнадцатого – если пользоваться земными аналогиями. Если верить инфотеке Мастеров – именно тогда Пресекатели и начали насильственное торможение прогресса.

Впрочем, и на времена «века пара» обстановка походила мало. Скорее, все напоминало раннее средневековье, несколько приукрашенное остатками благоустроенных улиц, за чистотой которых теперь мало кто следил.

Подъехали к городским воротам – странным, упирающимся прямо в стены старых каменных домов.

– Старый город, – сказал Конрад.

Проехали широкую тенистую арку, остановились.

– Кто такие? – сипло поинтересовался обвешанный доспехами стражник, опирающийся на длинную алебарду.