— О любви? — переспросила девушка.

— Да, о любви. Что вы о ней знаете? Что думаете?

Целый поток определений, пылких и восторженных, чуть не сорвался с языка Фроны, но она сдержалась и ответила:

— Любовь — это жертва.

— Прекрасно. Жертва. Но вознаграждается ли она?

— Да, конечно. Разумеется, вознаграждается. Кто же может сомневаться в этом?

В глазах Люсиль мелькнул насмешливый огонек.

— Почему вы улыбаетесь? — спросила Фрона.

— Посмотрите на меня, Фрона. — Люсиль выпрямилась во весь рост, и лицо ее вспыхнуло. — Мне двадцать четыре года. Я не пугало и не дура. У меня есть сердце и в жилах течет яркая, горячая красная кровь. Я любила. Не помню, бывала ли я вознаграждена, знаю только, что расплачивалась сама — и дорогой ценой.

— В этой расплате и заключается ваша награда, — горячо подхватила Фрона. — Если любовь ваша была ошибкой, то вы все же любили, вы давали счастье и служили любимому человеку. Чего же вам еще?

— Ребяческая любовь, — усмехнулась Люсиль.

— О, вы не правы.

— Нет, права, — твердо ответила Люсиль. — Вы скажете мне, что испытали любовь, что на ваших глазах нет повязки и вы ясно видите всю правду, что, прикоснувшись губами к краю чаши, вы определили вкус напитка и нашли, что он превосходен. Ба! Ребяческая любовь. О Фрона, я знаю, вы сама женственность, и ваше великодушное сердце не станет обращать внимания на мелочи, но… — она постучала тонким пальцем по лбу, — все это пока только здесь, в голове. Напиток этот пьянит сильнее вина, а вы слишком много вдыхали его паров. Но выпейте жидкость, опрокиньте бокал и попробуйте после этого сказать, что напиток хорош. Нет, прости меня, Боже! — страстно воскликнула она. — Бывает и хорошая любовь. И вы больше, чем кто-либо, достойны настоящей, светлой и радостной любви, а не маскарада.

Фрона по своей всегдашней манере — общей для них обеих — схватила ее за руку, и пальцы их сплелись в дружеском пожатии.

— Я чувствую, что вы не правы, но не могу этого выразить. То есть могу, но не решаюсь. Ведь на факты я могла бы ответить только одними отвлеченными соображениями. Я слишком мало жила еще и не сумею с помощью одной лишь теории опровергнуть вас, пережившую так много.

— «Кто много раз всем сердцем жил, не раз встречал и смерть».

Глубокое страдание прозвучало в словах Люсиль, и Фрона, обняв молодую женщину, разрыдалась на ее груди, всей душой отзываясь на горе. Что же касается Люсиль, то легкие морщины над бровями ее разгладились, и она нежным материнским поцелуем коснулась украдкой волос Фроны. Но вот прошла минута, и брови ее снова сдвинулись, губы твердо сжались, и она отстранила девушку от себя.

— Вы выходите замуж за Грегори Сэн Винсента?

Фрона была поражена. Объяснение произошло всего две недели назад и хранилось в глубокой тайне.

— Откуда вы знаете?

— Этим вопросом вы ответили мне. — Люсиль смотрела в открытое лицо Фроны, и дерзкий вызов, промелькнувший на нем, не ускользнул от ее зоркого взгляда; она чувствовала себя в эту минуту, точно испытанный борец перед неопытным новичком, все слабые места которого видны как на ладони. — Откуда я знаю? — Она рассмеялась резким смехом. — Когда мужчина внезапно покидает объятия женщины, храня на губах вкус последних поцелуев и горечь последних лживых клятв…

— И?..

— И забывает путь к этим объятиям.

Кровь Уэлзов вскипела в жилах Фроны и, точно горячее солнце, осушила влагу на ее глазах. Теперь они ярко сверкали.

— Так вот зачем вы пришли. Я легко догадалась бы сразу, если бы прислушивалась к даусонским сплетням.

— Еще не поздно! — Губы Люсиль сжались.

— Да, я знаю. В чем же дело? Вы хотите рассказать мне, что он сделал, чем он был для вас? Не стоит труда. Это бесполезно. Он мужчина, как мы с вами женщины.

— Нет, — солгала Люсиль, подавляя свое изумление. — Я знала, что вы не станете осуждать его за прошлое. Для этого вы слишком великодушны. Но подумали вы обо мне?

Фрона задержала на минуту дыхание. Затем вытянула руки, точно защищая своего возлюбленного от объятий Люсиль.

— Как вы похожи сейчас на отца! О, эти невозможные Уэлзы! Но он не достоин вас, Фрона Уэлз, — продолжала она. — Я — дело другое. Он дурной, ничтожный, гадкий человек. Он не стоит вашей любви. Да он вообще не знает, что такое любовь. Страсть в том или ином виде, вот все, на что он способен. Не это вам нужно. А он в лучшем случае не даст вам ничего другого. А что, скажите, пожалуйста, дадите вы ему взамен? Самое себя? Безумная расточительность! Но золото вашего отца…

— Замолчите или я перестану вас слушать. Вы не имеете права говорить так! — И когда Люсиль замолкла, она с дерзкой непоследовательностью возобновила разговор. — А что может дать ему другая женщина, Люсиль?

— Несколько мгновений бурной страсти, — быстро ответила та, — жгучую вспышку восторга и муки ада, которых он заслуживает так же, как и я. Таким образом, равновесие сохраняется, и все идет хорошо.

— Но… но…

— Потому что в нем сидит бес, — продолжала она, — бес чарующий, неотразимый, который кружит мне голову. Но дай вам Бог, Фрона, никогда не знать его. Вы чисты сердцем, в вас нет ничего бесовского, а мы с ним стоим друг друга. Я откровенно признаюсь вам, что наша связь основана на одном только физическом влечении. В наших отношениях, как с моей, так и с его стороны, нет ничего устойчивого, прочного. В этом их сила и красота.

Фрона откинулась на спинку кресла и равнодушно смотрела на свою гостью. Люсиль ждала, чтобы она заговорила. В комнате стало очень тихо.

— Ну? — спросила, наконец, Люсиль тихим, недоумевающим голосом, поднимаясь со своего кресла, чтобы надеть свою доху.

— Ничего. Я жду.

— У меня все.

— Тогда позвольте мне сказать, что я не понимаю вас, — холодно начала Фрона. — Мне не совсем ясны мотивы вашего поступка. В словах ваших чувствуется какая-то фальшь. Но в одном я уверена: по какой-то непонятной мне причине вы сегодня изменили себе. Не спрашивайте меня, как и в чем, я уже сказала, что сама не знаю этого. И, тем не менее, я твердо убеждена, что это так. Сейчас вы не та Люсиль, которую я встретила на той стороне реки, у санной тропы. Та Люсиль была настоящая, я не сомневаюсь в этом. Женщина, которая пришла ко мне сегодня, совсем чужая. Я не знаю ее. Минутами мне казалось, что это Люсиль, но только минутами. Эта женщина лгала мне, лгала на самое себя. А все, что она сказала о мужчине, не больше чем личное мнение. Однако, возможно, что она и его оклеветала, даже очень возможно. Что вы скажете?